Оружие возмездия - [7]

Эта история в целом оказалась похожа на «принудительно-добровольное» вступление в войска СС Хайнца и Эрвина. Эрвину по окончании школы незамедлительно пришла повестка из призывного пункта, и, когда он явился по указанному адресу, там объявили, что никаких университетов ему не будет, пока он не послужит отечеству в войсках СС. Что же касается Хайнца, то у его родителей были связи в нужных кругах, и человек, занимавший в эсэсовской иерархии далеко не последнее место, обещал устроить всё так, чтобы единственный сын Рихтеров не попал на фронт. Пока неизвестный Хайнцу эсэсовец вроде держал своё обещание.

Рассказ Вилли Фрая был подробно записан в Хайнцовом дневнике. Прежде Хайнц на несколько страниц расписал, как было сформировано их странное отделение, — солдат привозили из разных мест и в самом различном качестве — Хайнц, например, прибыл в должности писаря при одном хауптштурмфюрере, редкостном миляге, обожавшем животных, весельчаке, любившем потешить подчинённых сочными рассказами о том, как он, будучи командиром взвода в составе айнзатцкоманды, вешал польских партизан, а перешёл на более спокойную работу из-за того, что однажды метко брошенная польской девочкой граната снесла ему почти полкрупа.

В окончательном виде отделение насчитывало тринадцать человек, не считая командира, шарфюрера Фрибеля, и его усердного зама, унтершарфюрера Людеке. Это число — тринадцать — суеверного Хайнца угнетало. Их привезли в Адлерштайн — крохотный городок посреди елового леса. Адлерштайн можно было бы даже назвать деревней, если б не его солидные каменные здания, замшелые остатки крепостных стен и внушительных размеров готическая церковь. Всё это Хайнц успел разглядеть, пока они ехали по узким городским улицам.

Расположение находилось на краю города, занимая бывший дворец какого-то аристократа (по россказням новых хозяев, содержавшего целый гарем и околевшего от сифилиса). В плане дворец напоминал широкую букву «Н». Перед парадным подъездом была площадь с недействующим фонтаном, которая использовалась для развода караулов, а ещё предназначалась для автомобилей эсэсовских чинов — машины медленно огибали фонтан по изящной дуге и торжественно причаливали прямиком к основанию высокой лестницы. От площади до глухих железных ворот с витой колючей проволокой поверху распластались в грязи остатки некогда пышного сада. Весь кустарник и все крупные деревья были вырублены; широкие, как столы, пни кругло, слепо смотрели в небо. Хайнц запомнил, как пуст был парк в сумрачный день, когда прибыло их отделение, и никого не было на площади, только тепло желтели окна дворца, да темнели у его дверей неподвижные фигуры часовых. А ещё на огромном пне у дороги, по которой, далеко объезжая штаб, проползла колонна грузовиков, сидел в скорбной позе человек в форме и делал выговор большой овчарке, поводя у неё перед носом свёрнутой в трубку газетой. Овчарка в ответ насмешливо улыбалась и колотила хвостом по редкой пожухлой траве. Человек проследил за неспешным движением грузовиков так, как обычно следят за ходом облаков — всем своим видом выражая невозмутимое философское безделье. Овчарка улыбнулась проезжающим и задорно махнула хвостом. Уже тогда Хайнц подумал, что «сверхсекретный объект», очевидно, насквозь провонял духом хронического ничегонеделания — жалкая кучка офицеров, разочаровавшихся во всём на свете и тихо спивающихся в запертых кабинетах, и рота охранников, вконец опустившихся в тиши провинциального городка. Дальнейшее пребывание в расположении показало Хайнцу, что он был прав, но лишь отчасти — всё-таки в недрах штаба велась какая-то таинственная деятельность, и притом порой весьма активная — кто-то там заседал до полуночи, приезжали какие-то чины, привозился груз неясного назначения.

По обеим сторонам от дворца и позади него находились гаражи, хозяйственные постройки, а также тюрьма, устрашающего вида бетонный бункер на случай авианалётов (казалось, это сооружение однажды ночью вылезло из самых глубин земли) и кирпичные коробки казарм. Как-то раз Хайнц набросал в дневнике примерный план всего расположения, хоть и понимал, что ему сильно не поздоровится, если эта черкатня попадётся на глаза какому-нибудь офицеру.

Хайнц обстоятельно записал события последней недели, включая своё столкновение с Людеке и пребывание под «строгим арестом». Хотел было закрыть дневник, но передумал и ещё раз вывел дату, аккуратно её подчеркнув.

14. X.44.

«Всё по-прежнему. Вопрос: кто мы тут и в каком качестве здесь находимся? Кому нужны? Ведь нужны же кому-то. Солдаты из охраны могут получить увольнение в город. А мы — нет. Мы тут как будто на карантине в изоляторе. Почему? Позавчера Майер с Книттелем канючили, что здесь ни работы, ни развлечений. Что лучше бы нас на фронт отправили. И ещё: «Каждый солдат имеет право на бордель», — совсем охренели от скуки, раньше от них такого не было слышно. А бордель в городе есть, охранники получают на него к увольнительной специальные талончики. Майер пытался один выменять, Фрибель ему вломил за это. Фрибель — на все «разрешите спросить» отвечает: «Приказ». Не подступишься. «Ждите приезда командира». Ну и где, наконец, этот командир? Видать, сдох по дороге. Уже полмесяца ждём. Состаримся тут.