Оружие разрушения - [2]

А самое главное – Тай не повторил судьбу своего отца. Отец раньше тоже работал в Южноатлантической. Хороший человек. Сейчас, правда, весь высох: у него больное сердце и надломленный дух.

Однажды Лютер Херли вел товарняк по главной ветке. Тем временем на железнодорожный переезд въехал ярко-желтый школьный автобус и застрял посреди путей. Лютер между тем ехал по прямой и уже давно наращивал скорость, стараясь наверстать опоздание, и потому увидел автобус только в последний момент. Он слишком поздно рванул тормоз. Впрочем, даже если бы он начал тормозить за пять миль до переезда, все равно не успел бы. Старший Херли управлял дизель-тепловозом Эм-Пи-15, который тянул семьдесят полностью нагруженных платформ. Даже если бы машинист нашел способ завалить состав набок, как корову на скотобойне, он не смог бы остановиться вовремя.

Рукоятка тормоза сломалась в руке орущего Лютера в тот самый миг, когда локомотив врезался в школьный автобус и со скрежетом потащил его сверкающие на солнце обломки по безжалостным рельсам. Остановился поезд больше чем в миле от переезда.

В живых остался только Лютер Херли – если можно назвать жизнью то существование, которое он ведет после того жуткого случая. Ребятам из спасательной команды пришлось силой отдирать его руку от гудка, и лишь тогда им стало ясно, что все это время он кричал не переставая.

Тай Херли так и не услышал об аварии от самого отца ни слова. Лютер вернулся в тот день домой и больше никогда не ездил по железной дороге. На пиво и снотворное пенсии железнодорожника хватало. На следующий день Тай прочитал о катастрофе в газете. В репортаже приводились слова одного из экспертов. Тот сказал, что эффект от удара поезда по автобусу можно сравнить с эффектом от наезда этого самого автобуса на жестянку от кока-колы. Ни единого шанса на выживание у жертв быть не могло.

Это красноречивое сравнение поразило Тая куда сильнее, чем число несчастных, о которых он со временем позабыл. Впрочем, и сейчас Херли вздрагивал всякий раз, когда думал о том чудовищном ударе. И всякий раз, когда он подъезжал к пересечению с автомобильной дорогой, внутри у него все сжималось.

Да, по крайней мере он не повторил судьбу отца! У того хватило силы воли не запить по-черному, когда окончилась его трудовая жизнь, но не хватило ни на что другое.

С точки зрения Тая, на свете нет ничего безопаснее железных дорог. Если, конечно, ты находишься в поезде, а не на рельсах. Херли прекрасно знал статистику. В самые худшие годы погибает менее пятидесяти пассажиров поездов. И по меньшей мере пятьсот человек в год гибнут под колесами.

После полуночи товарняк въезжал в мирный Биг-Сэнди, и Тай давал гудок. Каждый раз в городе поднималась суматоха. Говорили, что проклятый поезд будит весь город. Жителям и в голову не приходило, что это делается для их же блага. Они и предположить не могли, что существует связь между предупредительными ночными гудками и пожелтевшей газетной вырезкой, которая хранится у Тая в платяном шкафу, там, в отделении для носков и чистого белья.

Пока Тай водит поезда, он всегда будет давать гудок, подъезжая к пересечению с автострадой.

И пусть жалуются. Речь идет не только об их жизни, но и о жизни Тая Херли.

Гудок МК5000С прорезал техасскую ночь, но внутри новенькой кабины он слышался приглушенно. Так, на всякий случай, Тай дал еще один гудок. И вдруг увидел, как к блестящему пятну, к тому месту, где пересекаются пути бывшей Южноатлантической магистрали и магистрали Атлантического союза, трясясь, несется спортивный автомобиль цвета слоновой кости.

Сердце Тая гулко забилось, на руках выступили жилы, во рту пересохло.

– Ох, Боже, не надо, пожалуйста... – сдавленно бормотал он.

Еще один гудок.

В ответ спортивный автомобиль ринулся вперед.

– Нет, кретин! Нет же, ты проиграешь. Назад, назад! – орал Тай, сидя в звуконепроницаемом чреве тепловоза, понимая, что его не услышит никто, кроме Спасителя.

На фарах спортивной машины были укреплены защитные лопасти, поэтому, казалось, свет переливается всеми цветами радуги. Тем временем, повинуясь автоматическому сигналу, шлагбаум начал опускаться. Зазвенел звонок.

Тай опять закричал, но уже по-другому:

– Быстрее! Быстрее, черт побери! Ты сможешь! Проскочи!

Шлагбаум опускался, и сердце Тая ухнуло вниз.

Шлагбаум вновь поднялся, когда спортивный автомобиль врезался в него на бешеной скорости.

Тай смотрел вперед расширившимися от ужаса глазами.

Передние колеса машины пересекли рельс, задние коснулись стальной полосы, и автомобиль замер как вкопанный.

– Уходи! Уходи! – закричал Тай и ударил кулаком по дисплею; экран треснул, как яичная скорлупа.

Белая дверца машины распахнулась, и на пути вышел человек. В свете мощного прожектора тепловоза он казался маленьким жуком. Но действовал отнюдь не как жук.

В руках мужчина держал что-то вроде длинной палки. Он завязал ее чуть ли не узлом, но она распрямилась и теперь дрожала, как усик жука.

Повернувшись, человек неуклюже забрался на крышу машины, нагнулся и поднял дубинку, затем выпрямился. Теперь он просто стоял и смотрел на надвигающийся на него тупой темно-красный нос дизель-тепловоза.