Оружейница - [120]

Лёшка уставился на меня квадратными глазами, а потом схватился за голову. Стены кухни затряслись от здорового смеха.

Нет, что ни говори, а семейка у нас весёлая.

Демидовск 03 число 06 месяца 22 года. 09 часов 15 минут Саша

Я стою в наушниках возле деревянного стола, позади огневого рубежа в заводском тире и, вместе с парой слесарей, набиваю магазины для стоящего на станине ресурсного макета, а Серый один за одним высаживает их длинными очередями в пулеулавливатель. Мы заканчиваем ресурсные испытания автоматики, и в цехе уже режут ствольные коробки для пяти полноценных опытных образцов под «шесть и пять» и трёх — под патрон сорок третьего года.

Правда, сегодня утром, шеф меня обрадовал — принято решение делать автомат не только под «шесть и пять», но и вариант, под натовский «семь шестьдесят два», он пойдёт, в основном, в анклавы привычные к этому патрону. Ну, значит мне опять считать.

В кармане, неслышимый в грохоте очередей, завибрировал мобильник. Я достала трубу, на экране было улыбающееся лицо Татьяны Николаевны. Я свистнула мужу и, показав трубку, вышла из тира, одновременно отвечая на вызов.

— Доброе утро, Татьян Николаевна.

— Доброе утро, Сашенька, — голос Татьяны Николаевны был негромким и ощутимо усталым, — ну, можешь меня поздравить, уже два часа как я мама троих детей!

— Ой! Мамочки! Поздравляю Татьян Николаевна! Как малая?

— Спит потихонечку.

— Вам, наверное, тоже отдохнуть хочется?

— Хотеть не вредно, да только теперь, аж до нового года, покой будет только сниться. Много твоей Настюхе поспать удаётся.

— Тьфу-тьфу-тьфу! Алечка, в общем-то, спокойный ребёнок. Так что Наське хватает ночью времени не только поспать. Вечерком я к вам заскочу, пошушукаемся.

— Ну, пока.

— До свидания, Татьян Николаевна.

Я выключила телефон и провела ладонью по, своему животу. В последние недели он начал стремительно оттопыриваться, а малыш стал раздавать всё более ощутительные пинки.

Демидовск 10 число 06 месяца 22 года. 18 часов 12 минут Саша

Мы с Серым прикатили на работу после сиесты и, я перегружала в рабочий комп то, что насчитала дома по варианту под натовскую «семёрку», когда в кармане запиликал рингтон Наськи.

— Мам, привет. Извини что беспокою, но главврач просит чтобы ты подъехала сюда, ей надо с тобой поговорить. Это ненадолго. Подскочишь?

— Ну раз надо… — я задумалась соображая на месте ли Генрих Карлович, и Настя, видимо приняв моё молчание за конец разговора, отключилась.

Найдя шефа, и отпросившись, я предупредила Серёжу и, взяв «крузера», покатила в больницу.

На душе было тревожно. Всего четыре дня назад меня, вот так же, звонком, выдернула с работы Майя.

Я мигом прикатила. Майя, поняв по моему лицу, что я боюсь чего-то страшного, сразу сказала:

— С девочками всё в порядке. В общем.

— Майя, что случилось! Не тяни!

— Яков Моисеич умер. Прямо у себя в мастерской, а Настя его нашла. Сейчас сидит, плачет. Я подумала, что тебе лучше быть здесь.

Я, соглашаясь, кивнула головой. Дочкиного наставника я видела только один раз, зимой, мы случайно встретились во время воскресного похода в «Зелёную лампу».

Поднявшись на второй этаж отделения, я увидела двух мужчин тихонько переговаривавшихся между собой и ещё в коридоре услышала Наськины всхлипы.

Как только я вошла в мужскую приёмную, Настя кинулась ко мне и, уткнувшись в грудь, заревела с новой силой:

— Ы-ы-ы…мам…ы-ы-ы…я зашла в мастерскую…он пошёл подправить косметику…я зашла, а он лежит и…не дыши-и-ит!

Я прижала её к себе и начала шептать на ухо разную успокоительную ерунду, ведь в таком случае, важнее не что ты говоришь, а негромкий, ритмичный успокаивающий голос.

Настя постепенно стала затихать и успокаиваться, когда сидевший на кушетке пациент обратился к ней:

— Настя, пожалуйста, принеси мне ногу и я поеду. Косметику как-нибудь потом поправлю.

— Нет-нет! — Наська вырвалась из моих объятий и повернулась к нему, — я сейчас всё сделаю, вы только…

Она метнулась в соседнюю комнату, где, судя по всему и была мастерская, и вернулась с протезом в руках.

— Наденьте, пожалуйста, я посмотрю.

Мужчина сунул культю с надетым на неё силиконовым чулком в гильзу и, не дожидаясь просьб Насти, стал лицом к ней, потом повернулся боком, сделав несколько шагов и, усевшись на кушетку, снял протез. Настя, схватив его, умчалась в мастерскую и за стеной загудел станок.

Мужчина посмотрел на меня, и сказал извиняющимся тоном:

— Простите, ради бога, мой вид…

— А-а-а… — я махнула рукой и шлёпнула себя по левому бедру, — Само такое.

— Понятно, коллеги, — мужчина хмыкнул и спросил, — А Настя вам кем приходится?

— Приёмной дочкой.

— Повезло, она славная девочка, — он покачал головой и без перехода сказал, — А дядю Яшу жалко. Мастер был.

— И ей повезло, и мне повезло, — согласилась я, — и Яков Моисеича, мне тоже очень жаль. Настя была к нему…

Меня прервала выскочившая из мастерской, с протезом в руках, Настя.

— Вот, теперь должно быть как надо.

Мужчина одел протез, и даже мне было видно, что косметика подогнана как надо. Пока он одевался, Настя умылась и, выглянув в коридор, сказала:

— Вас всех примут, заходите кто первый.

И вот, четыре дня спустя, я снова в больнице. Наська встретила меня в холле и провела в кабинет главврача.