Орудья мрака - [38]

— Дункан!

Золотая дверь снова открылась, и в нее просунулась голова лакея в тщательно напудренном парике.

— Чаю. — Кивнув, голова исчезла. Леди Торнли некоторое время просто смотрела на гостей. — Господин Краудер, вам нравится моя гостиная? Граф сделал ее мне в подарок, когда мы поженились. Он говорил, она мне подходит. Раньше я принимала это как знак большой привязанности, но теперь сомневаюсь: а вдруг он хотел пошутить?

Леди Торнли едва заметно зевнула, прикрывая рот рукой. Краудеру она очень напоминала кошку. Характер улыбки, украшавшей ее алые губы, заставлял лишь надеяться, что он никогда не окажется птичкой, с которой решит поиграть эта женщина. Анатом слегка поклонился. Устроившись в кресле, Харриет поправила юбки.

— Надеюсь, лорд Торнли чувствует себя сносно, миледи?

— О, как обычно, — ответила миледи, запрокинув голову, чтобы полюбоваться золотым потолком. — Это так безрадостно — ты выходишь замуж за человека, восхищаясь его умом, а потом он его теряет. — Медленно моргая, она обвела взглядом всех гостей. — Знаете, до того как мы поженились, меня забавляло его общество. Он всегда делал умные замечания по поводу своих друзей и соседей. Как жаль, что до болезни он так и не познакомился с дамами из Кейвли-Парка. — Леди Торнли позволила этой фразе повиснуть в воздухе, а затем перевела взгляд на Краудера. — Знаете, сначала мы жили в Лондоне. Он часто прогуливался со мной по лондонским паркам, и вдовствующие герцогини всегда пытались избегать нас. Конечно же, он заставлял их вести себя любезно. Тогда его все боялись. А теперь всего лишь жалеют.

Никто не придумал, как ответить на эту фразу. Если леди Торнли сочла тишину неприятной, она этого не показала. И переключила внимание на Рейчел.

— Мисс Тренч, я должна поблагодарить вас за то лекарство, что вы нам прислали. Нельзя не признать, запах у него отвратительный, однако сиделка говорит, что оно облегчило кожные воспаления, к коим предрасположен лорд Торнли.

— Оно помогало папеньке во время его последней болезни, — тихо ответила Рейчел.

Харриет с изумлением поглядела на сестру. Заметив это, леди Торнли склонила голову набок и округлила глаза.

— Разве вы не знали, госпожа Уэстерман, что ваша сестра стала аптекарем? Вы еще услышите, что пол-Хартсвуда души не чает в ее кожных мазях. — Снова повернувшись к Рейчел, миледи подняла руку и пригрозила девушке пальцем. — Однако вам нужно назначить цену в целый шиллинг, дорогуша, вы сделали ошибку, продавая ее всего за шесть пенсов. Люди ценят вещи сообразно тому, сколько за них уплачено. Назначьте цену в шиллинг, и они расскажут всем, что мазь — настоящее чудо, ибо кому угодно выглядеть дураком и тратить деньги на всякий вздор?

Завершив этот не длинный, весьма игривый пассаж, леди Торнли снова откинулась на спинку кресла и с удовольствием посмотрела на Харриет, которая все еще не оправилась от удивления. Затем она опять отвела взгляд, уставившись вдаль, в золотое пространство комнаты.

— Удивительно, как мало некоторые знают о том, что творится в их собственном доме. — Подняв руку к лицу, она на секунду прикусила пухлую нижнюю губу и оттянула темный завиток волос. — А ведь дом не такой уж и большой.

Краудер кашлянул.

Последовал ритуал сервировки чая. Анатом заметил, что в присутствии графской супруги Харриет чувствует себя несколько неуверенно. Ему показалось, что тему покойника в лесу она начала достаточно неловко.

— Разве это не странно, леди Торнли, что на теле обнаружили перстень виконта Хардью?

Миледи зевнула. Когда, перед тем как ответить, она поднесла ладонь ко рту, Краудер подумал, что даже руки у этой женщины исключительно хорошо сложены. Все дело в пропорциях — в длине пальцев по сравнению с костями, образующими ладонь, соотношении жира и мышц и, конечно же, в качестве и свойствах кожи.

— Не сомневаюсь, он нашел его в Лондоне, узнал герб и приехал сюда в надежде получить от Хью награду, — пожав плечами, сказала она. — Я бы именно так и поступила.

На мгновение нахмурившись, Харриет выдавила из себя продолжение:

— Также странно, что от виконта Хардью давно не было вестей, а теперь это кольцо. Я полагаю, он уехал из дома еще до того, как мы прибыли в Кейвли. Не припомню, чтобы до меня доходили подробности этой истории.

— Неужели? Что же, я полагала, будто вы не интересуетесь подобными романтическими преданиями. Думаю, мы можем потратить время и снова поговорить об этом. Если вдуматься, этот мой рассказ может даже показаться смешным.

Леди Торнли умолкла, потянулась за одним из изящных пирожных, которые ей подали вместе с чаем, и своими маленькими белыми зубками откусила от него кусочек. Пирожное ей не понравилось, поэтому миледи, изобразив гримасу отвращения, положила его назад и взяла попробовать еще одно. Судя по всему, оно оказалось лучше, потому что, снова заговорив, хозяйка дома продолжала держать его в своих точеных белых пальцах.

— Александр влюбился в женщину из дома, где он жил. Семейство из Чисвика с какой-то забавной фамилией. Ах да, Аристон-Грей. Мне кажется, звучит немного на французский манер. Они были музыканты. Вдовый отец и его дщерь. Мне говорили, будто Александр помешан на музыке. Старик до самой смерти играл на скрипке, дабы прокормить семью, хотя я уверена, что все эти годы мой супруг достаточно платил ему за содержание Александра, и ему не было нужды увеселять публику мелодиями.