Орлята - [9]

Некоторое время Пашка молчал, озадаченный словами старика. Потом вспомнил, как брат Петр рассказывал, что кулаки нередко опустошали отобранные у богачей дома, убивая тех, кто охранял добро.

Пашка, а за ним Володька Дед мигом влезли на чердак и, увидев деревенские брички в балке, поняли, что старик был прав.

Бандиты приближались к дому.

Когда ребята спустились вниз, старик уже запер на крючки все двери в доме, закрыл ставни в окнах. Но Пашка понимал: окна без стекол, хотя и со ставнями, — плохая защита. Он приказал забросать окна подушками и матрацами, завалить мебелью. Закипела работа, и едва успели подпереть ставни стульями, загромоздить подоконники коврами, одеялами и матрацами, как во дворе послышались чужие голоса, топот ног и в дверь грубо постучали.

Пашка притаился за дверью рядом со стариком, который принес свое ружье и передал Пашке. На стук никто не отзывался. В дверь загрохотали громче.

— Чего надо? — спросил Пашка, стараясь придать голосу грубоватость для устрашения.

— Открывай! Кто в доме есть?

И тогда Пашка ответил за всех:

— Уходите отсюда, тут проживают международные дети!

— Открывай, паскуда!

Пашку задела столь грубая форма обращения. Он ответил:

— Постучи, постучи, а мы не откроем, — и велел ребятам сносить к двери столы, скамейки, кресла. Ребята приволокли даже зеркало и свалили его на баррикаду.

А со двора барабанили сильнее.

— Открывай, а то будем двери рубать!

— Только сунься, гад, — сказал Пашка и клацнул ружьем, переломив стволы, чтобы зарядить их.

Пашка понимал, что с бандитами, вооруженными топорами, шутки плохи. Надо было направить посланца на рудник, и он велел Мишке Аршину, как самому маленькому, выскочить незаметно из дома и мчаться во весь опор в ревком.

После угроз и окриков за дверью притихли, должно быть, готовились к штурму, позванивало лезвие топора, и вдруг раздался треск: бандиты принялись рубить створки дверей.

— Руби веселей! — закричал кто-то из бандитов. Мадмазель Таранка, услышав шум и треск, тотчас догадалась: в дом пришли настоящие грабители, те, что пугали ее в темные осенние ночи. Опасность была гораздо серьезней той, что произошла утром, когда в дом ворвались какие-то мальчишки. Поняли это и маленькие жители детского приюта. Тут-то и поднялся истинно горький плач. Мадмазель Таранка в отчаянии металась по комнате, ломая руки, не зная, что делать. Она проклинала судьбу, что забросила ее в эту варварскую страну — Россию, и нет ей, несчастной женщине, ни минуты покоя, и не у кого просить защиты.

Все же она взяла себя в руки, поняв, что сидеть взаперти в столь опасную минуту нельзя. Она решила выйти из своего укрытия, сначала приоткрыла дверь и высунула голову, потом вышла сама. Ребятишки потянулись за ней, вцепившись со всех сторон в ее длинное строгое платье.

Пашка тотчас увидел их. Он продолжал командовать, а сам искоса глядел на перепуганных чужеземных ребятишек, которые уже не со страхом, а с мольбой и надеждой взглядывали на него, своего спасителя. Пашке стало жаль малышей, и он почувствовал ответственность за их маленькие жизни.

Мадмазель Таранка, встревоженная, испуганная, подбежала к Пашке. Она поняла, что он и есть старший, коль руководит обороной.

— Мсье, мсье, — говорила она и трогала Пашку за рукав. Виновато улыбаясь, она поглядывала на ребят, как бы спрашивая, как зовут этого отважного юношу.

Кто-то догадался и подсказал:

— Пашкой его зовут.

Мадмазель Таранка коснулась тонкой рукой Пашкиного плеча:

— Мсье Пашка, мсье Пашка…

Она силилась что-то подсказать, сыпала непонятной французской речью, и Пашке надоело.

— Переведи ребятишек в подвал, — скомандовал он и строго спросил у Мадмазель Таранки: — Подвал у вас есть?

Но та не поняла и опять залопотала по-своему. Пашка махнул рукой.

Бандиты стали ломиться и в другую дверь, со двора.

— Открывай, душу вытрясем! — гремел за дверью голос, и Пашка догадался, что это кричит сам Чирва, главный бандюга.

Потом послышался их разговор:

— Микола, они оттуда двери подперли.

— А ты рубай! — и с новой яростью застучали по дверям топоры.

Приютские ребятишки заплакали еще громче, и Пашка растерялся, не зная, как успокоить малышей.

— А ну, не распускать слюни! — прикрикнул он. — Таскайте мебель!

Грозный окрик подействовал на детишек. Они дружно, как муравьи, принялись таскать к дверям кто стул, кто одеяло, кто красивый кувшин, расписанный цветами, и складывали в кучу. Вот уже целая гора вещей выросла у двери, едва не достигая потолка. На самой верхотуре стоял Володька Дед и принимал, что ему подавали.

Пашка тоже взобрался наверх и оттуда крикнул в прорубленную бандитами щель:

— Эй, уходите, а то стрелять буду!

— Мы из тебя сейчас котлету сделаем, — раздался в ответ сиплый голос.

Пашка выставил дуло стариковской берданки и выстрелил в темноту. За дверью послышался разговор:

— Микола, они стреляют.

— А ну, подавай солому, мы их зараз поджарим. Уже была изрублена в щепы одна створка двери, трещали петли на второй, но вход надежно преграждала баррикада. Иногда она, сотрясаясь от ударов, начинала шататься. Казалось, вот-вот рухнет героическая Пашкина оборона, бандиты ворвутся в дом, но Пашка держался крепко.