Орлята - [180]

Они стояли так долго. А мимо них двигались на запад танки, мотопехота, артиллеристы…

7

В беспрерывных боях прошли июль и август. Но после разгрома у Питкяранты враг уже не в силах был оказывать организованное сопротивление. Потеряв в карельских лесах свои лучшие дивизии, маннергеймовцы в беспорядке откатывались к границам Финляндии, Советские войска, действовавшие в Кудом-Губе, еще в конце июля преодолев ожесточенное сопротивление врага и выйдя на государственную границу в районе Лонгонвара, вступили затем на финскую территорию.

А на участке дивизии генерала Ильдарского до границы было еще далеко.

Побывавший сегодня в политотделе «дипломат» разведвзвода Галяви Джаббаров рассказал, что финский президент Рюти слетел с президентского кресла и что вместо него хотят посадить дряхлого Маннергейма, который, того гляди, рассыплется, как мощи.

Лукаво сощурившись, разведчик высказал свое «авторитетное» мнение:

— Не миновать, ребята, белофиннам опять мести хвостом — идти к нашему послу с повинной головой: «Примите, господин посол, наши разуверения, попросите Москву допустить туда нашу правительственную делегацию. Иначе летим мы в тартарары». Ох и трудно, верно, ребята, быть послом! — продолжал балагурить Джаббаров. — Стоит перед тобой сам капитал во фраке, день и ночь его заводы льют оружие на твою же голову, а ты встречай его с деликатной улыбкой, пожимай ему руку: дескать, чрезвычайно рад видеть ваше превосходительство, и прочее.

— Может, побоялись затруднить тебя, потому и не назначили послом? — подковырнул его Гречуха.

Джаббаров быстро повернулся в его сторону. Глаза его смеялись.

— А что! Если бы попросили, не стал бы отказываться. Колхозный бригадир нашел бы слова для разговора с этими щуками, которые только и ищут, где бы да кого им заглотнуть. Что самое важное для посла? Люби свою родину, будь ей предан. А есть у меня такие качества? Есть! — Джаббаров хлопнул рукой по груди так, что звякнули ордена и медали, среди которых серебрились два ордена Славы.

В разговор вмешался Шумилин. Лежа на плащ-палатке, он готовился к докладу, — на сегодняшний вечер, если не изменится обстановка, было намечено партийное собрание.

— Когда кончится воина, — сохраняя полную серьезность, сказал он, — мы пошлем Джаббароза на курсы по подготовке дипломатов. А пока что, — переменил парторг тон, — мы солдаты родины, Солдат разговаривает с врагом на одном языке — на языке пуль и снарядов. Если мы уверены в неминуемом разгроме белофиннов, это еще не значит, что мы можем успокаиваться. Это значит, что мы обязаны вынудить врага как можно скорее сложить оружие.

— Да уж это обязательно. Что и говорить! За годы войны мы, можно сказать, получили высшее образование. Знаем, где и как надо разговаривать, — согласился с ним Джаббаров.

Галим Урманов, укрывшись под сосной от солнечного зноя, внимательно изучал сводку сегодняшней «Правды». «Как изменилась линия фронта за эти летние месяцы! Где она проходила хотя бы к концу сорок второго года и где она сейчас! Освобождены Крым и Одесса, Белоруссия и Молдавия! Бои идут на границе Восточной Пруссии, за Вислой, на территории Румынии! Близится день победоносного окончания войны, когда взоры и сердца трудящихся Западной Европы с благодарностью обратятся к освободителям — людям Советской страны».

Намеченное на вечер партсобрание так и не состоялось. После обеда стало известно, что дивизия получила приказ выйти по лесу в тыл финнам и продвигаться к границе. Предстояло пройти не одну сотню километров по глухим, нехоженым лесам, преодолевая болота и топи, пересекая бездонные озера и неизведанные реки. Пехотинцы одолеют эти преграды. Но как быть с артиллерией, обозами, боеприпасами, провиантом? Нельзя же все это нести на своих плечах?..

Первыми в тайгу углубились разведчики Урманова.

Кроме оружия они запаслись на всякий случай топорами и пилами. Обмотав узкие финские пилы бинтами, они привязали их вокруг пояса, под халатами, чтобы не мешали и не звенели при ходьбе.

— Уверен, что вы сумеете найти для нас наиболее удобный и короткий путь! — сказал командир дивизии, прощаясь с Урмановым. — Радировать будете майору Сидорову, и как можно чаще. Как дойдете до границы, сейчас же дадите знать. Дальше не углубляйтесь. Ждите дополнительных указаний.

— Ясно, товарищ генерал. Будет исполнено.

Этот день вообще был счастливым для Галима. Он получил с оказией письмо от Муниры. В перзых строках она поздравляла его с присвоением звания Героя, а дальше писала: «Мне очень хочется увидеть тебя. Сейчас у нас работы стало меньше. Недавно ко мне приходила Ляля. Почти весь вечер проговорили о тебе. Почему ты ничего не писал мне о своих наградах? И о получении звания Героя я узнала от людей да из газеты. Может быть, это потому, что я как-то написала: «Береги себя»?.. Неужели ты меня неправильно понял? Разве это на меня похоже? И потом… я ведь все равно все узнаю о тебе…»

Шагая со своими разведчиками, Урманов вспоминал эти строки и улыбался.

Но по мере того как взвод углублялся в сплошной лес, Галим все зорче приглядывался к окружающему. Мечтательная улыбка сошла с его лица. Весь вид старшего лейтенанта говорил о напряженной сосредоточенности. Глаз отмечал, сколько придется товарищам, которые последуют за ними, вырубить деревьев, выкорчевать пней, взорвать валунов, чтобы сделать этот путь проходимым. То и дело Урманов докладывал по радио начальнику разведки сведения об особенностях пути.