Орли, сын Орлика - [2]

– Разве вы не узнали мальчика? Это же старший сын господина советника. Его зовут Вольфгангом, если не ошибаюсь.

– Что за намеки, де Лазиски?!

Прищурив глаза, принц Субиз внимательно вгляделся в собеседника. Может, маршал лагеря вздумал пошутить? Но нет, тот был абсолютно откровенен, так как уважал лицо королевской крови. А его слова – это не что иное, как констатация факта: да, мальчик является сыном господина советника…

Без каких-либо скрытых намеков на то, что благородный принц вовсе не обязан знать в лицо всех членов семьи домовладельца.

Что ж, предположим…

– Разрешите в конце концов войти его матери и служанке, иначе они едва ли успокоятся, – предложил между тем граф де Лазиски.

Де Прованс деликатно покашлял и приказал пропустить женщин, которых едва сдерживали солдаты. В столовую мигом ворвались две немки. Старуха (явно служанка) бросилась к перепуганному мальчику, младшая же, в умоляющей позе сложив на груди руки, затараторила что-то по-немецки.

– Что она там лопочет? – поморщился де Брольи, который плохо понимал этот резкий гортанный язык, непривычный уху утонченного француза.

– Да, я тоже не очень-то понял, – честно сознался принц Субиз.

Принц Лотарингский собирался было ответить, но де Лазиски опередил его:

– Госпожа Катарина очень извиняется перед нами за поведение сына. Она потрясена случившимся и интересуется: что же натворил ее отпрыск?

– Так она тоже не знает?

– Да. А впрочем, попрошу доверить это дело мне. Я ее мигом успокою и выясню все, что нужно.

Французы сразу поняли замысел: немецкий язык графа де Лазиски был более чистым и изысканным, более совершенным, чем у самого принца Лотарингского. Это неизменно производило впечатление…

Де Брольи согласно кивнул.

Граф заговорил по-немецки тихо и спокойно. Сын и мать изумленно переглянулись.

– Видимо, их удивляет, что чистокровный немец делает в компании оккупантов! – тихо прошептал де Провансу довольный эффектом принц Лотарингский. Губернатор кивнул. Тем временем де Лазиски вопросительно взглянул на мальчика, похлопал его по плечу. Тот недоверчиво зыркнул на графа и пробормотал в ответ что-то несуразное.

– Иог-ган-н Вол-льф-ф-ган-нг?! – мать мальчика не удержалась от гневно-перепуганного вскрика, ее лицо и шея покрылись красными пятнами.

Служанка отшатнулась столь резко, что едва не упала.

Принц Лотарингский откровенно расхохотался.

А невозмутимый граф де Лазиски перевел специально для тех, кто плохо понимал немецкий:

– Мальчик говорит, что французов называют «жабоедами», потому он решил проверить, что именно готовят нам на обед. Говорит, что был очень разочарован, так как нам подавали не лягушек, а рыбу.

Теперь уже хохотали все: и маршал де Брольи, и принцы Субиз и Камилл Лотарингский, и граф Теа де Торас де Прованс, и адъютант Филипп, и двое солдат на пороге.

Серьезным оставался только граф де Лазиски, который под испуганными взглядами матери юного озорника и старой служанки продолжил разговаривать с мальчиком:

– Насколько я знаю, ты один из детей господина советника юстиции Иоганна Каспара Гёте, а зовут тебя Иоганном Вольфгангом?

– Да, герр генерал.

– Сейчас идет война, потому буду говорить с тобой, как со взрослым – так как в такое время скидку на юный возраст не делают. Понимаешь меня?

– Да, герр генерал.

– Итак, Иоганн Вольфганг Гёте, ты хотя бы понимаешь, какую глупость сотворил?

Молчание.

– Иоганн Вольфганг, отвечай, когда тебя спрашивают. Тем более, когда спрашиваю я…

– Не понимаю, герр генерал.

– Ты прокрался в кухню и начал рыскать там, не так ли?

– Да, герр генерал.

– Тебя заметил наш повар и поднял шум – не так ли?

– Так.

– А почему именно, понимаешь?

– Не понимаю, герр генерал.

– Точно?

– Точно.

– Повар подумал, что ты хочешь отравить нашу пищу, чтобы таким образом уничтожить верхушку французского штаба.

– Герр генерал, я хотел лишь узнать…

– Не подают ли нам на обед лягушек?

– Да, герр генерал!

– Иоганн Вольфганг, сейчас идет война, а это вовсе не игра.

– Но ведь, герр генерал…

– Иоганн Вольфганг, ты хотя бы понимаешь, какой опасности подверг не только себя, но и свою семью?

– Он не хотел! – бросилась к графу де Лазиски крайне взволнованная матушка паренька. Генерал (точнее, маршал лагеря) взглянул на нее довольно прохладно и проскрежетал:

– Фрау Катарина Элизабет, я попросил бы вас не вмешиваться, если можно. Ваш сын достаточно взрослый, чтобы самостоятельно отвечать за свои поступки.

Когда же перепуганная мать отступила, повторил:

– Ты понимаешь, что подверг опасности свою семью? А возможно, и весь город?

– Нет, герр генерал.

– Покушение на жизнь членов штаба французского войска, предпринятое одним из сыновей советника юстиции Гёте, бросает тень на всю семью Гёте. Можешь ли ты на это что-нибудь возразить?

Мальчик печально опустил глаза, уставившись в пол. Де Лазиски протянул руку и приподнял голову юнца за подбородок, вынуждая его взглянуть себе в глаза, при этом назидательно продолжил воспитательную речь:

– К тому же, твоя мать, Катарина Элизабет Гёте, урожденная Текстор, является дочерью бургомистра Франкфурта – а это уже пятно на весь ваш город.

– Но я же не совершал покушения! – теперь мальчик смотрел на графа обиженно.