Орланда - [3]

Я встаю. Происходит что-то настолько странное, что приходится притормозить: я теперь значительно выше Алины, ноги тоже намного длиннее, так что я едва не опрокинул стол. Да, к лишним десяти сантиметрам придется привыкать! Пространственная перспектива на мгновение вызывает головокружение — то ли я приподнялся над землей, то ли предметы слегка «сдулись». Но все тут же проходит, потому что я никому и ничему не позволю испортить мне удовольствие от превращения!

Я направляюсь к себе, поглощенной чтением.

— Мадам?..

Она поднимает голову. Вид у нее слегка растерянный. Мои недавние размышления должны были взбудоражить ее — я-то это точно знаю! — и ей пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы собраться. Вот умора, она и представить себе не может, насколько ей удалось абстрагироваться!

— Да?

— Нет ли у вас аспирина? У меня болит голова.

Она вовсе не удивлена — даже не озадачена, главное для нее — оказать услугу. Узнаю себя. Обо мне говорят, что я обязательный и чуткий человек, но это всего лишь видимость, а истина в том, что она готова совершить, что угодно — пристойное, разумеется! — лишь бы чувствовать себя любимой. Это рефлекс, с которым она борется — правда, не слишком успешно.

Она открывает сумку, и ей не нужно там шарить, она точно знает, где что лежит, потому что ненавидит пресловутый беспорядок, который женщины якобы обязаны поддерживать в своих сумочках. А вот интересно, теперь, когда я ее покинул, она останется такой же методичной? Она достает упаковку аспирина.

— Возьмите две таблетки, дозировка небольшая.

Я беру. И благодарю ее сияющей улыбкой. Она очарована, улыбается в ответ и снова погружается в книгу.

Я опускаюсь на стул — с осторожностью (теперь ведь все иначе!), поднимаю чашку, и результат этого простейшего действия снова застает меня врасплох: когда я пытаюсь приблизить губы к краю, чтобы сделать глоток, оказывается, что я промахнулся на целых три сантиметра. Запиваю лекарство остатками несладкого кофе, который ненавижу. Кстати, головная боль почти успокоилась — я хорошо переношу алкоголь, хоть и пью редко (просто это не мое!). Да, у нас с этим парнем мало общего! А кстати, как его зовут? По идее, у меня должен быть бумажник? Если он правша, то в левом кармане куртки. Итак: меня зовут Люсьен Лефрен, и я живу в Брюсселе, на улице Малибран, дом 19. Блеск! Выбираешь вслепую и попадаешь на соотечественника. Вообще-то, ничего удивительного: мы сидим в кафе напротив Северного вокзала, через полчаса отходит поезд, которым мы с ней должны были ехать. Что ж, прекрасно, не придется бросать прежние привычки. Где мой билет? Так, в бумажнике нет, поищем в карманах: ну вот, я еду вторым классом!

Она читает «Орландо» Вирджинии Вулф, я прекрасно помню, ей ведь предстоит составить текст лекции. Она предпочла бы Барбе д’Оревильи[1] — томик у нее в сумке, она обожает этого автора, рассказывающего чудовищные истории, находит у него утешение, — но профессиональная сознательность не оставляет ей выбора. Не похоже, чтобы ей меня не хватало. Она что, вообще ничего не заметила? Половина ее существа «сделала ноги», а она не поняла? О Небо, что за женщиной я был! Хорошо, что мы расстались. Я знаю, в чем дело: она меня терпеть не могла, я все время создавал ей проблемы, она краснела за мои желания. Она почувствует облегчение, когда поймет, что избавилась от меня, сочтет достижением утрату самой живой части своего «я».

«Орландо» ее нервирует, но именно в этой книге я нашел изумительную идею перевоплощения — никогда больше не стану поносить Вирджинию Вулф! Эй, да она собирает вещи! Ну и правильно, на отвратительных дешевых часах Люсьена Лефрена уже час двадцать, пора идти, сейчас на табло высветится номер пути. В моем правом кармане нахожу бумажник с мелочью — да этот парень педант! Кладу двадцать франков на стол и иду за ней. Смотрю ей вслед: походка легкая, и одета со вкусом — это уж точно!

Сапоги из светлой кожи, шелковая юбка и жакет от Лауры Эшли создают бежевый ансамбль, в котором ткани и материалы мягко контрастируют и дополняют друг друга. Она должна нравиться, но я-то знаю, что ее практически не замечают. Она идет вперед, глядя прямо перед собой, на людей не смотрит, иногда не замечает даже знакомых, поэтому некоторые считают ее высокомерной. Вот сейчас она не видит идущего ей навстречу элегантного ухоженного мужчину лет сорока пяти в кашемировом пальто (слегка не по сезону!) и с маленьким чемоданчиком из свиной кожи. Он «обнимает» ее цепким оценивающим взглядом, пытается поймать ее взгляд… проходит мимо и тут же забывает. Какая расточительность! Зато я останавливаюсь, улыбаюсь ему. Он меня замечает, не хмурится, хотя легкое облачко набегает на красивый загорелый лоб, и отводит глаза. Я не двигаюсь с места, он идет мимо меня, и я, не скрывая восхищения, любуюсь им, это так забавно! Обернется или нет? Уверен, что да, я знаю мужчин, они обожают, когда их провоцируют. Я жду. Он прошел метров десять вперед, вот он уже на тротуаре — и не выдерживает, бросает взгляд через плечо, даря мне свое признание, а я все улыбаюсь. Он быстро отворачивается и уходит. Я торжествую. У него пружинистая походка человека, привыкшего носить дорогую обувь, что заставляет меня взглянуть на башмаки Люсьена Лефрена: унылые и потертые, как нелюбимая жизнь, да, этот парень — не весельчак, но он молод и, как бы ни был хорош собой тот случайный прохожий, ему сорок, следовательно, обитать в его теле было бы не так комфортно — ему осталось лет десять до встречи с ревматизмом! Так, теперь надо догнать другую часть «меня»: она сейчас войдет в здание вокзала, а я не хочу ее потерять. Черт, но какой интересный опыт я только что поставил! Почему я никогда не делал ничего подобного, когда был Алиной? Выдержать чей-то взгляд, удержать его, вызвать желание… черт возьми! Я весь дрожу от наслаждения! Алина хочет быть красивой, но как будто не знает, для чего нужна красота. Кстати, я не слишком долго разглядывал Люсьена Лефрена, прежде чем в него переселиться, так что необходимо найти зеркало. Но где? Туалет в вагоне будет заперт до самого отправления поезда, но в зале ожидания наверняка есть туалетная комната.