Оригиналы. Как нонконформисты двигают мир вперед - [54]
Через несколько месяцев — после того как другие младшие офицеры тоже упомянули в разговоре с начальством о важной роли программного обеспечения — командующий ВМС произнес речь в защиту этой идеи (последняя к тому времени уже обсуждалась в Пентагоне). В скором времени министр обороны объявил об открытии “представительства” вооруженных сил в Кремниевой долине. Стайнман задействовал метод, который психолог Роберт Чалдини называет техникой “нога в двери”: она сводится к тому, что вы начинаете с незначительного запроса, чтобы завладеть первоначальным вниманием собеседника, и лишь потом делаете более масштабное предложение>14. Так, “приоткрыв дверь” при помощи скромного предложения вместо радикального плана, Стайнман приобрел союзников.
Коалиции часто распадаются, когда их участники отказываются умерить свой радикализм. В этом крылась одна из главных причин, по которым распалось движение “Захвати Уолл-стрит” ('Occupy Wall Street) — волна протестов против экономического и социального неравенства, начавшихся в 2011 году. В том году, как показали опросы, большинство американцев поддерживали это движение, но вскоре оно сошло на нет. Сербский активист Срджа Попович поражается тому, насколько быстро максимализм участников движения отвратил от него большинство потенциальных союзников. Роковая ошибка, утверждает Попович, состояла уже в том, что движению дали неправильное название: оно делало акцент на радикальной тактике — разбивке палаточных лагерей протеста, а этому сочувствовали не так уж много людей. Попович убежден, что, если бы идеологи движения назвали его просто “99 процентов”, оно существовало бы по сей день>15. А слово occupy (“захвати”) наводило на мысль, что примкнуть к такому движению можно, только бросив всё, чем вы были заняты, и приступив к физическому захвату площадей и улиц. Захват — это всего лишь один из видов оружия в огромном арсенале мирных способов протеста, — и, что еще важнее, он обычно притягивает лишь определенный, особенно убежденный тип людей… Общественные движения, которым всегда приходится вести неравный бой, должны привлекать больше случайных участников, если они хотят победить. Название “99 процентов” инклюзивно: оно приглашает к участию любого человека, который вправе использовать любую тактику, которая ему нравится. Сделав свой имидж не таким радикальным и расширив арсенал методов борьбы, протестное движение могло бы заручиться поддержкой более консервативно настроенных граждан.
Движение за женское равноправие стало именно тем случаем, когда нарциссизм малых различий поднял свою уродливую голову. В 1867 году, когда Сьюзен Энтони и Элизабет Стэнтон заключили союз с расистом Джорджем Фрэнсисом Трейном, Люси Стоун писала, что трейновская поддержка суфражизма способна “компрометировать движение в глазах всех тех, кто еще не убежден окончательно”, а муж Стоун предупредил Сьюзен Энтони, что подобный альянс нанесет “непоправимый вред борьбе за избирательное право и для женщин, и для чернокожих”>[23].
Но Энтони не желала ни на шаг отступить от своего радикального убеждения — а именно, что если женщинам не предоставят избирательного права, то не должны его получить и чернокожие. Она выступала вместе с Трейном на митингах по всему Канзасу и приняла от него деньги на издание суфражистской газеты. Когда Стоун упрекнула ее в том, что она марает репутацию их общей борьбы за равноправие, якшаясь с Трейном, Энтони стала защищаться:
Я понимаю, какие чувства Вас обуревают. Это зависть, досада и ненависть — оттого что у меня есть газета, а у Вас — нет.
Элизабет Стэнтон встала на сторону Сьюзен Энтони, поддержав ее решение сотрудничать с Трейном:
Будет и правильно, и мудро принять помощь хоть от самого дьявола — при условии, что он не будет соблазнять нас умерить наши требования.
За этот союз пришлось дорого заплатить: у Канзаса был шанс стать первым штатом, который поддержал бы суфражизм, но в итоге штат отверг идею женского равноправия. Потерпело неудачу и “черное” суфражистское движение. Многие знающие наблюдатели считали, что причина обоих поражений — именно альянс с Трейном. Пару лет спустя, когда Элизабет Стэнтон и Сьюзен Энтони уже создали собственную отдельную организацию, они, ничему не научившись на прошлых ошибках, по-прежнему не желали отступаться от своего радикального убеждения, будто всякий, кто поддерживает идеи суфражизма, — друг. Создав очередной союз, который бросил на женское движение мрачную тень, Стэнтон объединила силы с Викторией Вудхалл — активисткой, которая стала первой женщиной, рискнувшей баллотироваться в президенты США, но только навредила суфражизму своей радикальной программой. Вудхалл, которая в прошлом успела побывать и проституткой, и целительницей-шарлатанкой, выступала за сексуальное раскрепощение. Она заявляла, что у нее имеется неотчуждаемое, конституционное и естественное право любить, кого я хочу, любить сколь угодно долгое или короткое время и менять эту любовь хоть каждый день, если заблагорассудится.
Противники суфражизма использовали высказывания Вудхалл в качестве доказательства того, что женское движение в действительности сводится к борьбе за сексуальную распущенность, а вовсе не за избирательное право. От Энтони и Стэнтон начали массово уходить соратницы; ряды организации поредели настолько, что едва набиралось достаточное число участниц для проведения съездов. Даже те законодатели, которые поначалу симпатизировали движению, теперь советовали суфражисткам оставить надежду на обретение избирательного права. Сами суфражистки отмечали, что совместная кампания с Вудхалл стала “самым действенным средством для того, чтобы отпугнуть от нас людей” и “отбросила наше дело на двадцать лет назад”. В целом этот альянс “вызвал шквал критики” столь суровый, напишет позднее биограф Энтони, что по сравнению с ним все прежние нападки показались бы “летним ливнем — по сравнению с циклоном в Миссури”.
