Орхидеи еще не зацвели - [78]

Они кивнули головами, как Всемирный конгресс зомби во время плановой сессии.

— Сейчас вы все останетесь в этой комнате. Вы будете сидеть неподвижно и ждать, когда я вернусь. Мне нужно поговорить с моим гостем.

И произнеся эту эффектную речь, я покинул гостиную.

Глава 41

— Ну что, прошло нормально? — спросил Чарльз Баскервиль, который давно уж рассиживался в моей комнате, покуривая свой любимый кальян и почесывая серого кота Бастарда, видимо, очень привязанного к прежнему хозяину.

— Ага.

— Как они?

— Ждут в гостиной.

— Все в порядке?

— Все отлично. Прошло как по маслу.

— А что вы им сказали насчет яда на дротиках?

— Ничего. Они не спросили.

— Так спросят.

— Мой приемный дядя, ну то есть второй муж одной из моих теть, кстати, порядочной гадюки, большую часть жизни провел на Востоке. Он привез оттуда несколько диких зверей и коллекцию ядов. По образованию он врач. Все это знают, поэтому-то и вопрос не возник. Это, так сказать, наш семейный скелет в клозете общего пользования.

— Ну так молодец, хорошая работа! Просто безукоризненная! Я думаю, мой мальчик, что ты заслужил знать, как случилась эта смерть, которую ты взял на себя.

— Да, — не стал спорить я, — думаю, заслужил.

— Значит, слушай. Мой старший брат Роджер Баскервиль явился неожиданно вечером. Он прошел в замок под видом меня. Бэрримор удивился, что я пришел с прогулки два раза, но никому ничего не сказал. Роджер обвинил меня в том, что я незаконно занял Баскервиль-Холл, являясь младшим братом (ведь я родился на целых сорок минут позже его). Я согласился с претензией и предложил ему деньги. Он стал кричать, что денег мало, взвинтил себя до состояния бешенства, вот-вот пена изо рта хлынет, и в этот момент упал мертвым.

— Да ну?! — посочувствовал я. — Вот так история!

— Я обследовал тело и выяснил, что в одном из его зубов находилась характерная полость с остатками ампулы. Брат был секретным агентом. В его зубе находился яд. Ампула каким-то образом повредилась, и произошло отравление. Но кто бы в это поверил?

— Никто, — сказал я. — Такого ж ни один писатель бы не выдумал.

— Ага.

— Фантазии бы не хватило.

— Куда там.

— Сейчас у писателей вообще фантазии нет.

— Да и никогда не было.

— Писатель, это ж как бы и не совсем человек.

— Туземные племена кажутся высокоразвитыми цивилизациями по сравнению со сборищем лондонских литераторов.

— А самых лучших писателей не печатают.

— Не печатают.

— Печатают всякую дрянь.

— Да уж…

— Да уж…

— И это не напечатают.

— Да ни в жисть!

— Да ни в жисть!

— Жлобы!

— Жлобы!

— Ну и что же вы сделали, Чарльз? — вернулся я к прежней теме.

— Я посмотрел на ситуацию глазами полицейского и отлично понял, как это будет выглядеть. Младший брат завладел наследством, старший пришел, чтобы исправить несправедливость, и младший его отравил. Дыра в зубе покойного и остатки ампулы не могли бы изменить ход следствия, они не впечатляли. Веревка, призывно покачиваясь, висела перед моим мысленным взором. Стояла глубокая ночь, в замке все уже спали. Я отволок тело в ледник и принялся устраивать дела. Понятное дело, я ощущал себя несколько взвинченным, поэтому весь следующий день провел в компании лесника, чтобы не привлекать внимания домочадцев. Я пришел к Френкленду и предложил новое завещание. У меня с собой был отчет, составленный Галиной Голосовой. Этот отчет я заказал сугубо из любопытства, но он мне теперь пригодился. Я попытался устроить все так, чтобы парализовать следствие.

— Так что ж это вы, Чарльз, теперь остались без денег?

— Я выдам себя за Роджера и разделю с Генри заграничное наследство. Я человек старый, и десяти миллионов мне хватит.

— Да, думаю, хватит.

— А кстати, что было с письмом Лоры Лайонс?

— Мы с ней иногда встречались, я ей передавал деньги на Хью. Сам-то он их не брал.

— А она говорила ему, что это ваши подарки ей.

— Возможно, но как-то ведь я должен был поддерживать его семью. В общем, такое свидание предстояло и в тот вечер. Я отправил анонимную телеграмму Хью с вручением лично в руки, что его жена пошла на свидание в Баскервиль-Холл. Он пришел, а я подложил туда Роджера. Хьюго увидел тело издали и сбежал.

— Но ведь он мог подойти, даже прикоснуться к трупу. Получается, вы поставили под удар собственного сына!

— У него не было мотива.

— Но все же.

— Я знал, что дело закроют. Улики против Хьюго были не слишком-то убедительные, его могли осудить, а могли оправдать. После этого возник бы вопрос о реальном убийце. Если бы вы, Альберт, при этих обстоятельствах, стали доказывать, что убийцей меня были вы, то вас бы могли посадить в тюрьму, а то и казнить. На это бы не пошли вы, и никто бы не пошел.

— Ну да, ведь тогда в Баскервиль-Холле открыли бы лепрозорий!

— Вот именно.

— Погодите, уважаемый, но вот вы сказали «подложил труп». Каким образом? На дорожке не было признаков, будто что-то по ней тащили. Значит, вы принесли его на руках, что ли? Но ведь это же все равно, что нести самого себя в мертвом виде. Я не говорю об этической стороне дела, меня интересует лишь его физическая выполнимость.

— Да господи, я похитил у Бэрил ее экспериментальный воздушный шар, привязал его к трупу, приделал груз и тащил за собою по воздуху на веревочке. Труп отцепил, шар отпустил, и тот улетел. Груз на подрезанной веревке отлетел на небольшое расстояние, а потом оторвался. Он до сих пор лежит за кустами. Вот и все.