Орел девятого легиона - [50]

Почти не раздумывая, Марк задал ему вопрос, ставший для него привычным:

— Есть ли в твоем селении больные глазами?

На лице бритта выразились одновременно интерес и недоверие:

— А ты умеешь лечить глазную болезнь?

— Умею ли я? Я — Деметрий из Александрии? — Марк давно постиг всю ценность самовосхваления. — Упомяни мое имя южнее Клоты и в самом царском селении, и тебе скажут, что я исцеляю любую глазную болезнь.

— В моем селении есть несколько человек, кто мучается глазами, — произнес вождь. — Но тут еще не бывал ни один, владеющий твоим ремеслом. Ты вылечишь их?

— Даже я не могу сказать наверняка, пока их не посмотрю. — Марк повернул лошадь опять на тропу. — Вы держите путь в селение? Мы едем с вами.

И так они двинулись дальше — впереди Марк и вождь, бежавший рядом с его лошадью, затем Эска и остальные охотники с подвешенным на шесте кабаном; собаки сновали между ними. Сперва они шли вдоль гребня, потом свернули от моря в глубь страны и, петляя, стали спускаться сквозь редкий березняк к большому озеру. Оно лежало между холмами, жемчужно-молочное в вечернем освещении. Марк и Эска знали его, они не раз выходили на его дальние берега. Озеро Многих Островов — называлось оно. Название пошло от того, что по нему были разбросаны островки, одни скалистые, с крутыми берегами, другие плоские, окаймленные ивами, где гнездились цапли.

Уже смеркалось, когда они добрались до деревни, стоявшей на уступе горы над тихой озерной гладью. В неярком красноватом освещении дверные проемы хижин с кострами внутри цвели, как желтые цветки крокусов, пронизанные красными жилками. Кучка строений, составляющих усадьбу вождя, лежала в начале укрепленного селения в крутом изгибе земляного вала. Марк и Эска вслед за вождем повернули туда; остальные охотники, договорившись о дележе кабана, разошлись по своим домам.

Заслышав их приближение, из освещенной двери выскочил подросток, которого Марк определил как брата вождя, и подбежал к ним.

— Как прошла охота, Дергдиан?

— Охота была доброй, — ответил вождь. — Смотри, кроме отменного кабана, я привел с собой целителя больных глаз, а также его копьеносца. Позаботься об их лошадях, Лиатан.

Он живо повернулся к Марку, который растирал бедро:

— Тебя утомила езда верхом? Ты, верно, слишком много ехал сегодня.

— Нет, — ответил Марк. — Это старая болячка, просто она мне порой досаждает.

И он последовал за хозяином в главную хижину, нагнув голову, чтобы не задеть за низкую перемычку. Внутри было очень жарко, всегдашний синий чад перехватил горло. На теплом настиле из папоротника лежало несколько собак. Маленькая сморщенная старуха, видимо, рабыня, склонилась над очагом, устроенном на возвышении, и помешивала в бронзовом котле какое-то кипящее варево. На вошедших она не взглянула. Зато сидевший по другую сторону очага исхудалый старик стал вглядываться в них сквозь едкий дым блестящими властными глазками. Но уже в следующий миг занавеска из превосходно выделанной оленьей шкуры над входом на женскую половину поднялась, и показалась молоденькая женщина — высокая, темнокожая, даже более смуглая, чем это свойственно племени эпидиев, в прямом зеленом одеянии, схваченном у плеча кружком красного золота, широким и массивным, как щит. Женщина, очевидно, пряла — в руках она держала прялку и веретено,

— Я услышала твой голос, — сказала она. — Ужин готов и ждет тебя.

— Пусть подождет еще немного, Фионула, любимая, — отозвался вождь Дергдиан, — я привел с собой целителя больных глаз. Вынеси сюда малыша.

Длинные темные глаза женщины с испугом и надеждой метнулись от лица мужа к Марку, потом она без единого слова повернулась, шкура опустилась, и через несколько минут женщина вынесла двухлетнего ребенка. Это был приятный смуглый голенький малыш, как всегда, с коралловой бусиной на шейке, но когда на его личико упал свет, Марк увидел, что глаза у мальчика так распухли, покраснели и заросли коростой, что почти не открываются.

— Вот — лечи, — сказал вождь.

— Твой? — спросил Марк.

— Мой.

— Он будет слепым, — подал голос старик, сидящий у очага. — Я все время говорю, он будет слепым, а я никогда не ошибаюсь.

Марк не обратил на него никакого внимания.

— Дай мне малыша, я не сделаю ему ничего плохого, — потребовал он и, взяв ребенка у матери, с успокаивающей улыбкой неуклюже опустился у очага на одно, здоровое, колено. Мальчик захныкал и отвернулся от огня, свет помешал ему, значит, он еще не ослеп. Уже хорошо. Как мог ласковее, Марк повернул личико ребенка к огню.

— Не плачь, малыш, не плачь, я быстро. Только посмотрю — и все. Чем вы мазали ему глаза?

— Жабьим жиром, — ответил старик. — Я сам мазал, хотя это дело женское. Но жена моего внука глупа.

— И помогло?

Старик пожал острыми плечами.

— Может, и не помогло, — неохотно ответил он.

— Зачем же мазать?

— Так принято. Испокон века наши женщины кладут жабий жир на больные места, но жена моего внука… — Он смачно сплюнул, выражая тем свое мнение о жене внука. — Я им все время говорю: ребенок будет слепым, — добавил он удовлетворенно, тоном истинного пророка.

Марк услыхал, как мать испустила страдальческий вздох в знак тихого протеста, и почувствовал, как в нем самом закипает бешенство. Но у него хватило здравого смысла сдержаться; он понимал, если этот злобный старик станет врагом, надо распроститься со всякой надеждой спасти ребенку зрение. Поэтому он сказал как можно миролюбивее: