Ордынская броня Александра Невского - [219]

Далее караван с сопровождением двинулся на юго-запад к реке Протве. За Протвой пошли к низовьям Угры. А оттуда вышли на Оку. По Оке дошли до Жиздры и двинулись «Жиздринским путем». В начале января ближе к вечеру караван остановился у Козельска. Видно было, что город понемногу отстраивался. Рвы, валы и стены Крома были уже восстановлены. В самом Кроме стояло десятка четыре недавно построенных домов. Но посада еще не было. Горислав и Путята уже на подъезде к городу расспрашивали встречавшихся по дороге земляков о том, кто возвратился на родное пепелище, и узнали, что родные Горислава и Путяты уже года три как пришли из дальних лесов и живут в городе. Вои подъехали к воротам града и просили пропустить караван и дружину для ночлега. Горислава и Путяту признали и пропустили. Посольство разместилось в домах побогаче. Детский и его друг не узнавали своего родного града, но быстро нашли своих родных. Вот радости было, когда старушка мать со слезами обняла чудом выжившего сына, которого считала погибшим. Правда, не стало отца, тот не пережил потерю двоих сыновей, и многих родственников. Ведь не знал, что младший сын жив. Плакали и целовались со всей родней. Сели за стол, выпили и помянули всех погибших за эти страшные годы. Затем пришел подвыпивший Путята, расцеловал всех на радостях, заплакал и рассказал, что его батюшка тоже верно погиб. Да и о старшем брате Горислава ничего не было известно. Ибо когда народ стал возвращаться на родные пепелища, от покойников на месте последней схватки с татарами остались одни костяки. Матушка и родные рассказывали, как тяжело жилось последние годы, как трудно восстанавливалось хозяйство. Затем вои еще выпили и стали укладываться спать. С зарею нужно было трогаться в путь.

Через два дня князь Александр и его люди были уже в Дебрянске. Оттуда двинулись вниз по замерзшему руслу Десны и добрались до Чернигова. Уже южнее Дебрянска путники увидели, как страшно разорены и как обезлюдели земли Черниговщины. Вместо городов и сел они встречали лишь обгорелые развалины, пустоши и заросли сухого бурьяна. Люди навсегда покинули эти места. Там, где раньше был красавец-Чернигов, высились лишь остовы обгорелых построек. Одиноко стояли с почернелыми, закопченными стенами опустевшие храмы, редко пробегали одичавшие собаки или кошки. Князь Александр был молчалив и насторожен. Он с любопытством оглядывал эти места, так как никогда не был здесь. Однако общее разорение окрест лежащей земли омрачало его душу.

Еще через два дня путники достигли того места, что раньше называлось Киевом. От города остались лишь порушенные, обгорелые стены, несколько десятков домов, разбросанных на большом расстоянии друг от друга, и несколько храмов. Все остальное было в руинах. Костяки тысяч покойников и павших лошадей лежали неубранными под снегом. С большим трудом можно было догадаться, что здесь еще немногим более года назад была древняя столица Руси. Дружина и бояре заметили, что Александр Ярославич стал замкнут, молчалив и потому сами старались не говорить много, не болтать лишнего. Да и увиденное не давало повода к веселым разговорам.

А князь ехал, взирал на разоренную Русскую землю и мыслил. Вспоминались ему слова Евангелия от Марка: «И аще царство на ся разделится, не может стати царство то…» («Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то…»). Теперь перед глазами князя наяву совершались слова Евангелия, и вся земля, населенная христианскими народами, была этим царством, разделившимся в себе. Чем дальше убегал их санный караван от родной Северной Руси, тем чудовищнее и невероятнее казалась ему мысль о том, что можно договориться с татарами и о чем-то просить царя Батыя, и тогда он спрашивал себя, ради чего он и окружавшие его люди идут на это испытание и возможные муки. И тогда перед его глазами появлялись виселицы с повешенными переветниками-новгородцами, чудинами и вожанами. А может быть, правы те, кто хочет объединиться с немцами, датчанами, свеями, мурманами, уграми, ляхами и прочими западными народами против татар. Ведь единый христианский мир возможно и сумеет противостоять татарам. Тогда почему уже тридцать пять лет против латинян так упорно воюют никейские, эпирские греки и болгары. Творимирич говорил, что богомилы-боснийцы дерутся насмерть против латинян-угров. Почему ижоряне, корела и вожане пришли на помощь новгородцам, когда он бил свеев на Неве, когда брал Копорье.

Тут вспомнил слова Творимирича о том, что и среди татар очень много христиан, но несторианского учения. А чем несториане хуже латинян? Несториане — суть азиаты — кочевники, скотоводы, охотники и воины. Их быт, язык и образ мыслей очень далеки от того, чем живут потомки Иафета. У великого монгольского хана, что правит в Каракоруме под рукой много племен и народов. Одни верят в Спасителя, другие поклоняются Будде, третьи почитают Магомета. Сами монголы чтут Небо и Землю. Но они не насилуют душу человека, а лишь заставляют уважать свою власть и силу.

Латиняне же иафетиты, но лишь на словах хотят обращения восточных христиан в латинство. Им бы урвать кусок. Для них только люди римского вероисповедания являются богоизбранным народом, все остальные — еретики и враги. Но и среди них нет единомыслия и братской любви, ибо во главу угла поставлена личная выгода. Сторонники верховной власти римского папы — гиббелины, режутся с гвельфами — теми, кто поддерживает верховную власть римского кесаря. Все же вместе присели перед Господом и мнят себя Господами. Все — с низу до верху. Даже смерды и холопы хвастают тем, что они внебрачные потомки господ и князей. Но даже не это главное.