Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - [49]

А клякса сохла.

А охота на Снегиря близилась к завершению.

Кто раньше?!

– Доброе утро, Антон! Хорошо ли спалось?

Юноша, сидевший на корточках за спинами лучников, кивнул, преданно глядя на Червя глазами бродячей собаки, обласканной прохожим. Заложник, Антон не сознавал шаткости собственного положения, веря, что попал в сказку. Когда Книжный Червь ощутил трепет вероятностной ткани и понял, что этот Отщепенец пришел в Ла-Ланг надолго, если не навсегда, – Антон Янович Френкель, студент-третьекурсник института физкультуры, пребывал в коме после удара головой о бортик катка «Авангард», – руки Червя затряслись в предчувствии шанса. Через заложника появлялась возможность дотянуться до Снегиря там, в майорате рыцаря Ордена, куда Червю ход был заказан. Слишком плотный локус, слишком плотский, чтобы найти пищу, как слишком разрежены и зыбки для этого хаотики. Лишь кляксы рыцарей в период между зачатием и окончательным разрывом с автором способны удовлетворить потребности вечно голодных Книжных Червей. Спаситель Отечества II ранга знал это лучше других по причине, которую хотел бы забыть, не являйся она ему в еженощных кошмарах. Рыща в поисках пропитания, Червь знал еще один, беспроигрышный способ обеспечить себя едой надолго, почти навсегда, – знание служило дополнительным источником страшных снов, – но для этого ему требовалась личная встреча с рыцарем Ордена.

Обаяние – великое оружие.

Червь владел им в совершенстве.

Для охоты на рыцаря существовал общеизвестный метод. Чуя начало процесса по первым явлениям Отщепенцев, но будучи бессилен отследить место возникновения рыцаря (тут чутье давало сбой!), Книжный Червь обзаводился картой местности и принимался обкладывать рыцаря флажками. Вот здесь возник первый Отщепенец, здесь второй, здесь третий-пятый-десятый… Вскоре формировался многоугольник, внутри которого где-то крылся рыцарь Ордена. Если бы можно было предугадать сроки его явления, поимка жертвы не заставила бы себя ждать. Но, увы, рыцари были инстинктивно хитры: возникая непредвиденно и непредсказуемо, практически любой из них сразу норовил обустроить укромный тайник, откуда если и выбирался в кляксу, то под чужой личиной, обезопасившись премиями-артефактами и ничем не выдавая своей истинной сути. В итоге на поиски уходило все отведенное время, клякса сохла, и Червь был вынужден убираться прочь, несолоно хлебавши.

Да и отловив рыцаря, далеко не всегда удавалось убедить его последовать Червивому совету.

Но изредка – удавалось.

Червь знал это, имея третью причину кричать во сне.

* * *

До Часа Клопа, когда зной уступает ветрам с залива, они патрулировали Ла-Ланг. Лучники скучали, приходя в откровенно детский восторг, когда Червь, насторожившись и втянув воздух ноздрями, отправлял новую группу на поимку Отщепенцев. Места явления он указывал предельно точно, зная способность любого солдата при желании заблудиться в трех пальмах. Книжному Червю временами было жаль своих прежних хватов: простые как правда и такие же нелицеприятные, хваты имели чутье.

– Двоих к дому Кокуцу Дачи-йой! Ждать внутри, на втором этаже, у горшка с карликовой секвойей!

– Ворваться в жилище сиятельного Кокуцу? Министра Правого Колена? – замялся тридесятник, опасаясь скандала.

– Выполнять! Именем раджи Синг-Синга!

Заложник Антон весело подмигнул лучникам, отправленным ради жалкого Отщепенца в пасть раздражительного министра, и те мигом приободрились, развернули плечи парусом и даже взялись на бегу горланить скабрезное: «Аскет в тоске спешит к доске, лежащей на песке…» У парня талант, подумал Червь. Не знаю, какой он там фигурист, но коньки – не главное призвание Антона. Будь я раджой, я бы посылал его сопровождать посольства: парень замечательно сглаживает любые конфликты. Лучники в него влюблены: советы, как помириться с ревнивой женой или уломать ростовщика Ж-Жаха скостить часть долга, сыплются из Антона как из рога изобилия. Главное, советы действенны. Складывалось впечатление, что молодой человек щедро раздает собеседникам щиты – не те плетенки, которыми лучники без особого успеха прикрывают спины, а волшебные, способные отразить острое слово, кривой взгляд, увесистое оскорбление. Червь не раз видел, как заложник вмешивается в скандалы и ссоры, которые регулярно вспыхивали в готовящемся к нашествию городе. Фигурист буквально втискивался в поножовщину, палочные бои, встревал, что называется, «между грифом и падалью», – усмешка, наивный возглас, ямочки на щеках, вопрос, ответ, случайная шутка, и скандал гас, ссора рассасывалась, ножи прятались в ножны…

Будь я раджой, думал Червь, я бы запустил его на переговоры с тугриками. Это неважно, что Антон абсолютно далек от здешних реалий. Будь я раджой, я бы пользовался даром фигуриста, пока мог. А поскольку раджой был бы я, то я знал бы, что срок невелик. Если охота на Снегиря завершится успехом, некий Книжный Червь честно сдержит обещание, данное бабушке Антона Френкеля, и отправит парня домой. У некоего Книжного Червя есть такие возможности. Скорее всего бабушке, железной старушке, которой мы признательны за великие подвиги, не понравится метод, – но результат понравится обязательно.