Ашот не очень хорошо представлял себе, что означает все это награждение, этот орден, как, впрочем, не очень понимал, почему все называют то, что он сделал, подвигом. Конечно, ему досталось, пока он дошел до красных. Но разве тем, кто оставался в пещере, было легче? Разве доктору Прозорову было легче? А Сурену? А Жене? Ведь она, помимо всего прочего, еще девчонка. И разве это ее дело — лазить по горам, скакать на лошадях, под пулями белых уходить от погони? Ответить на все эти вопросы Ашот не мог. Потому что знал: и его товарищам во всей этой истории досталось нисколько не меньше, чем ему. А некоторым и не в пример больше. Он-то остался живым. А скольких прекрасных бойцов и командиров недосчитались защитники пещеры, когда подоспела помощь, белые сдались и командир Пашков, опираясь на шашку, построил своих подчиненных на перекличку…
Ашот думал сейчас об этом, глядя на собравшихся перед трибуной людей. Где-то тут же должна быть и Женя. Они так договорились, что она непременно придет на площадь, как только врачи сделают перевязку дедушке и Сурену. Доктор Прозоров потерял много крови и почти двое суток был без сознания. Но его все же удалось спасти. Теперь их обоих привезли в Благодать и положили в ту самую больницу, в которой Прозоров проработал столько лет… В больницу положили и многих других раненых. А лечить их назначили военного врача. И об этом тоже думал сейчас Ашот. И наконец он нашел в толпе Женю. Она делала ему рукой какие-то знаки. Ашот посмотрел на товарища Кирова и, пригнувшись так, чтобы никому не мешать, тихонько слез с трибуны. Женя подбежала к нему.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Ашот.
— Врач сказал, что раны хорошие. А дедушка попросил пить, — сообщила Женя. — Бежим туда!
Ашот крепко взял Женю за руку, и они побежали через сад в больницу.
