Орден Ассасинов - [10]

Современные психологи, возможно, объяснили бы эту одержимость в терминах секса; находится ли человек с непреодолимым влечением к убийству в тисках садизма; и действительно ли садизм сексуален в своей основе? Это предположение будет обсуждаться в следующей главе; в данный момент достаточно отметить, что Душитель с негодованием отклонил бы эту точку зрения. Душители были пуританами в отношении секса, потому что их богиня была женщиной. Слимен говорил: «Ни один из известных Душителей не стал бы оскорблять словами или действием женщину, которую собирался убить». Душитель-теолог, - если бы такой существовал, - объяснил бы «тайну» психологии Душителей природой самой Кали. Она - богиня Времени и Спасительница Вселенной. (Ее муж, Шива, против которого она выступает, является богом Пространства.) Она представляла собой окончательное примирение противоположностей: террора и материнской нежности, смерти и созидания. Древние греки могли считать ее воплощением Диониса, бога вина, который так же пробуждал божественное безумие в своих поклонниках. Индусский святой Рамакришна увидел в ней предельную жизненную силу созидания, со всеми ее противоречиями, бесконечную энергию, которая выходит за рамки простых человеческих представлений о добре и зле.

Это было сложно понять западному сознанию, в христианстве не было соответствия Кали. Это равносильно заявлению о том, что Бог и Дьявол - половины одной божественности, одинаково властные, равно необходимые для построения вещей. Церковь подвергала гонению ересь, известную как Дуализм, которая утверждала нечто очень похожее. В «Гластонберийском Романе» прозаика Джона Каупера Пауйса садизм объясняется как последствие этого фундаментального раскола в божественности: «Это исконная добродетель, вечно воюющая против исконного зла, поддерживает жизнь исключительно с помощью огромного избытка энергии и океанов расточительных трат. Даже если плач отдельного создания и сможет достичь Первопричины, всегда остается опасность того, что он будет перехвачен злой волей этой громадной двуличной Силы...»[9]. Садист Пауйса, антиквар по имени Эванс, одержим определенным пассажем из книги, описывающим убийство с помощью удара железного прута. «Природа его искушения была такова, что ничто не могло исправить его. Столь отвратительная жестокость пришла прямо из зла (кроющегося) в сердце Первопричины, пройдя через Безлунные пространства, она вонзилась особым нервом в чувственный организм мистера Эванса, который был предопределен для ответа на это»[10]. Мистер Эванс страдал от одержимости убийством. «Он увидел свою душу в виде безмолвного червя, который извивается в поисках все новых и новых мысленных жертв, испивая новую и невинную кровь». Душители принимали свою собственную одержимость убийством, поскольку убийство было предназначено для их богини.

Тем не менее мы можем принять форму Дуализма Пауйса как литературную правду, не относящуюся к делу. Что важно - так это то, что мы признаем независимую природу этого стремления к разрушению, которая кажется такой же простой, как сексуальное влечение или стремление к освоению новых территорий. Вне зависимости от причины, человек способен испытывать нездоровое влечение к разрушительным действиям, подобно тому, как некий глубокий эротический нерв может быть затронут страстным желанием жестокости. И, словно сексуальный импульс, этот разрушительный импульс имеет мощь, делающую его слепым ко всему, кроме собственного удовлетворения. Будущее становится неважным или перестает существовать; все, что принимается в расчет - это реализация потребности в жестокости.

И присутствие этого импульса, этого «червя разрушения», отличает «инстинкт ассасина» от случая обычного убийства. Можно всегда почувствовать это в очевидном мотиве убийства, будь он сексуальным, политическим, или если это просто общее негодование против общества. Очевидный мотив является всего лишь оправданием, которое позволяет «эротическому нерву» быть затронутым энергией разрушения. В некоторых случаях эти два фактора настолько переплетены, что разделить их очень сложно. В Петере Кюртене, Дюссельдорфском садисте, сексуальный импульс и стремление к жестокости стали взаимно зависимыми: жестокость вызывала сексуальный оргазм; сексуальное возбуждение высвобождало жажду жестокости. Когда Кюртен вернулся в Дюссельдорф, - после длительного тюремного заключения, - был красный закат, и он счел это благоприятным знаком для господства террора, которое он ознаменовал[11]. Прогуливаясь по улицам Дюссельдорфа, он мечтал взорвать город с помощью динамита. Душитель бы узнал в нем принадлежность к группе приверженцев Кали.

С другой стороны, в случае неизвестного садиста, которого прозвали Джеком Потрошителем, он опять же осознает независимую природу разрушительного импульса. На самом деле, сложно сформировать любой вид психической картины Потрошителя, не предполагая, что он был одержим «червем» мистера Эванса. Его «тайна» в этом случае воспринимается так же, как Слимен воспринимал тайну культа Душителей. Невероятная жестокость убийств - выпотрошенные жертвы, отличительные надрезы, вырезанные жизненно важные органы, - все указывает на человека, который дал выход побуждению, ставшему мукой. Когда он просыпался на следующее утро, то, возможно, считал невероятным то, что произошло на самом деле, то, что это был не кошмар.