Орда (Тетралогия) - [4]

— Наши! — услыхав знакомый гул, выкрикнул старшина. — «Ишачки»! Ну, сейчас они им покажут.

Иван оглянулся и с радостью увидел, как из-за горизонта, на небольшой высоте — почти прижавшись к сопкам, — вылетело краснозвёздное звено И 15… Нет! Не И-15 и не «Чайки» — те были этажерки-бипланы, а эти — юркие зализанные монопланы, И-16, по скорости и вооружению намного превосходившие японские И-97, не говоря уже о «девяносто шестых».

— Ну, задайте гадам, — со смехом кричал Старогуб. — Покажите, где раки зимуют.

Японцы поспешно улепётывали. Нет, один огрызнулся. Развернулся — лихо, ничего не скажешь, — зашёл нашим в хвост. Выстрелил… Кажется, мимо… И, наткнувшись на ответный удар, задымил, накренился на левое крыло и, всё больше заваливаясь и завывая, врезался в сопку Баин-Цаган.

Взрыв был красив, даже, можно сказать, элегантен — ярко-жёлтый, с красноватым пламенем и густым чёрным дымом.

— Ур-ра-а! — пронеслось в окопах, а краснозвёздные «ишачки», приветственно помахав крыльями, унеслись дальше.

Иван повернулся к соседу, Бибикову:

— Паш, ты как думаешь, пойдут в атаку япошки?

— Обязательно пойдут, — с уверенностью отозвался сержант. — Может, даже сегодняшней ночью. Днём вряд ли сунутся — им же через реку переправляться нужно, а у нас — авиация. Правда, не так уж её и много.

— Да уж, пусть попробуют сунуться…

— Отбой воздушной тревоги, — прокатилось в траншее.

Бойцам — естественно, с осторожностью — было разрешено пополнить запасы воды. Иван наполнил флягу, притащил из реки два котелка — для «Максима», заливать в кожух. Хорошая, конечно, машинка станковый пулемёт, и бьёт отлично — пули кладёт ровно, не абы как — но вот, собака, греется, особенно тут, на жаре. Воды, между прочим, мало, несмотря на то что река — вот она, да и озеро Буир-Нур рядом. А попробуй-ка возьми воду, когда на том берегу — японцы. Вот и сейчас ползали за водицей буквально на брюхе по специально вырытым траншеям, а японские пули противно свистели над головою, частенько находя цель.

Услышав приказ явиться за ужином, Иван схватил миски и нырнул в траншею. За линией обороны, у полевой кухни, уже толпился народ — красноармейцы вперемешку с товарищами по оружию — монгольскими кавалеристами Лодонгийна Дандара. Один из монголов — шустроглазый невысокий парнишка по фамилии, кажется, Дарджигийн — а имени Иван не запомнил, — смешно коверкая слова, рассказывал бойцам какую-то страшную историю про разрушенный буддийский монастырь — дацан — и обитающие там привидения. Иван, конечно, как и положено сознательному бойцу-комсомольцу, в подобную антинаучную чушь не верил нисколечко, но послушать остановился — больно уж интересно было.

— И вот, выехал старик Чаргиндойн в степь, что за Баин-Цаганом, — окружённый красноармейцами, негромко говорил Дарджигийн. — И, не слезая с коня, скакал три дня и три ночи, словно гнался за ним древний бог войны Сульдэ. И на исходе третьего дня, съехав с сопки в какой-то большой и глубокий овраг, увидел на дне его старый дацан — уже разрушенный, но вместе с тем — и целый.

— Как это так, Дарджигийн? — удивлённо переспросил кто-то из красноармейцев, молодой, белобрысый, со вздёрнутым сапожком носом. — Так разрушенный был дацан или целый?

— И то, и другое, — ничуть не смущаясь, загадочно пояснил монгол. — Так казалось. И тут понял старик — вот оно, счастье! Он знал — это тот самый дацан из древних легенд, в подвалах которого есть и золото, и серебро, и драгоценные камни, а также красный ханский пояс и волшебная хрустальная чаша Оргон-Чуулсу — чаша счастья.

— Что за чаша такая?

— И спустился старик в подвал, — проигнорировав вопрос, негромко продолжал Дарджигийн. — И нашёл и золото, и серебро, и драгоценные камни… И увидел, наконец, хрустальную чашу Оргон-Чуулсу… несчастный старик! Забыл, забыл, что сказано в древних преданиях предгорных кочевий!

— А что в них сказано? — нетерпеливо перебил белобрысый.

На него тут же зашикали:

— Не встревай, дай послушать.

А Дарджигийн, улыбаясь, подождал, пока уляжется шум, и продолжал:

— В древних преданьях сказано, что волшебную чашу стережёт юный всадник на белом коне… и кто увидит этого всадника, тот найдёт свою смерть.

— И что, этого всадника кто-то видел?

— Да многие видели, — кивнул рассказчик. — Только они после этого долго не жили.

— Сказки, — белобрысый махнул рукой, — поповщина какая-то. Бесовщина.

Монгол замолк, и в наступившей тишине вдруг чётко прозвучали шаги. Бойцы обернулись… и разом вскочили, вытягиваясь по стойке смирно:

— Здравия желаем, товарищ комиссар!

— Вольно, вольно, — махнул рукой комиссар батальона, капитан Чешников. Всегда подтянутый и аккуратный, он частенько доставал бойцов мелкими придирками, но в целом пользовался уважением за умение выслушать и мастерство рассказчика.

— Что это у вас тут за собрание? — прищурился капитан. — Комсорга, наконец, выбираете? Что ж — давно пора.

Бойцы скорбно переглянулись — прежний комсорг батальона, младший сержант Пестиков, попал третьего дня под пули японского снайпера, а нового пока так и не выбрали, несмотря на приказ комиссара.

— Можно вопрос, товарищ комиссар? — вдруг вскинулся белобрысый.