Оранжевый туман - [59]

Стивенс… Маркин… Артюхин…

Андрей уехал раньше, его в Москве ждала Марина, а Виталик и Дима прошли пару станций электричек пешком вдоль железнодорожного полотна, предварительно разобрав мобильные телефоны, вытащив из них аккумуляторы и сим-карты — это считалось надёжной защитой, даже если сотовые прослушиваются спецслужбами.

Один из пистолетов в разобранном виде они оставили в смазке на чердаке Димкиного дачного домика под Балашихой — наведывался он туда редко, родители практически не бывали вообще, и Виталику, как и самому Диме, это место казалось наиболее безопасным с точки зрения конспирации и наиболее надёжным с точки зрения условий хранения, в первую очередь влажности, чтобы уберечь оружие от ржавчины.

Второй пистолет Виталик Нецветов забрал с собой.

* * *

Васильченко, Журавлёв и Алексеев подали кассационные жалобы на приговор Мосгорсуда, и до их рассмотрения в Верховном суде оправданный Нецветов юридически по-прежнему имел статус подсудимого, хотя на его жизни это уже никак не отражалась.

Конечно, сохранялась вероятность того, что Верховный суд отменит решение суда присяжных в отношении всех четверых и направит дело на новое рассмотрение, и тогда их ждал бы новый процесс с самого начала, который неизвестно ещё чем мог завершиться. Однако приговоры судов присяжных пересматривались крайне редко, такое развитие событий было настолько маловероятно, что его можно было не принимать в расчёт.

По почте Виталик получил судебное уведомление о подаче кассационных жалоб, просмотрел письмо и забросил его на пыльную верхнюю полку книжного шкафа.

Полтора года, проведённые в неволе, никак не желали отпускать его от себя.

Макс Васильченко прислал из Бутырки письмо, полное злости на присяжных, судей, на весь мир и в чём-то даже на Виталика, хотя уж он-то точно никак не был виноват в его беде, и поздно вечером, после смены, Виталик сидел за письменным столом, сочиняя многостраничный ответ бывшему товарищу по несчастью. Он поймал себя на мысли, как быстро человек привыкает к компьютеру и электронной переписке, как медленно переучивается при необходимости обратно на рукописные письма и как быстро вновь привыкает к клавиатуре — всего за два месяца на свободе он снова безнадёжно отвык от бумажных писем.

Он лёг спать, решив закончить письмо на следующий день.

Назавтра у Виталика был выходной, и проснулся он поздно, а Люба с утра успела поговорить с родителями и принесла новость, которая его заинтересовала и встревожила.

— Помнишь историю про Мулинский полигон? — с порога спросила она Виталика, недавно поднявшегося с постели и сидевшего в синих тренировочных штанах с сигаретой в руке на кухне у приоткрытого окна.

— Ты мне писала, — сразу припомнил он, — прошлым летом, там планировались натовские учения, но отменились…

— Не отменились, а перенеслись на год из-за отсутствия законодательной базы, — ответила девушка, поджав губы.

— И что?

— Читай, — вместо ответа она протянула ему газету.

Виталик быстро пробежал передовицу глазами по диагонали и после этого начал читать внимательно.

Речь шла об уже внесённом в парламент законопроекте, допускавшем присутствие иностранных войск на территории России и гарантировавшем их экстерриториальность. На всякий случай Виталик накрепко запомнил номер закона — ФЗ-99.

— Думаешь, примут? — спросила Люба.

— Однозначно, примут, раз внесли в Думу, проголосуют автоматом, — не раздумывая, ответил Виталик.

— И что теперь?

— Как говорится в таких случаях, сказал бы я, но лучше помолчу… Что говорят в «салоне»? Будут акции протеста?

— Будут-то будут, только все сомневаются в их эффективности?

— А что поделаешь? Выступать-то всё равно надо…

— Понимаю, что надо. Папа на другое обратил внимание. Власти торопятся, понимаешь, очень торопятся. Видимо, закон примут во всех трёх чтениях уже в июне. Есть предположение, что это они к Мулино готовятся. На этот август.

— Значит, поедем под Нижний, — вздохнул Виталик, — всё равно это случится рано или поздно… К тому идёт, понимаешь, с девяносто первого года шаг за шагом мы теряем независимость. Шаг за шагом… Эпизод за эпизодом, как говорилось в плане Даллеса, который мы читали в конце девяностых…

— До августа ещё дожить надо, — сказала Люба, присаживаясь на соседнюю табуретку, — пока собираются подавать заявку на акцию «Антинатовский марш» по Чистопрудному бульвару. На начало июня, на одну из суббот…

— Думаешь, разрешат шествие? — засомневался Виталик.

— Дадут, почему нет? — с лёгким удивлением возразила Люба, — даже голубым дали разрешение вместе с Маркиным и с их символикой… Хотя это как минимум неприлично и им вполне могли отказать с формулировкой, что они оскорбляют общественную нравственность… Это же легко…

— Твоими бы устами… Впрочем, посмотрим, — ответил Виталик, меняя скептический тон на примирительный.

…Он оказался прав. Шествие против НАТО московские власти запретили, согласовав только немногочисленный митинг у памятника Грибоедову на Чистых Прудах.

Когда на площадке перед памятником собралась их постоянная компания, Виталик обвёл глазами толпу и вдруг увидел Маркина.

Он совершенно не ожидал встретить его на подобном мероприятии. Учитывая политику Сергея по выбору союзников, это выглядело по меньшей мере странно.