Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - [11]

– Да!

В коробочке было семь тонких, как оберточная бумага, золотых колец, которые предполагалось носить вместе. Ларри купил кольцо и себе – тонкий серебряный обруч, который он тут же нервно надел на палец.

Моя семья пришла в восторг. Родители Ларри – тоже. Но, несмотря на продолжительность наших с их сыном отношений, они еще многого не знали о своей будущей невестке. Они всегда были добры ко мне, но я ужасно боялась, как они отреагируют, узнав о моей страшной тайне. Кэрол и Лу отличались от моих родителей – бывших хиппи: они встречались еще со школы, с 1950-х, и не застали всей контркультуры. Они по-прежнему жили в идиллическом маленьком городке, где и выросли, ходили на футбольные матчи и ужины адвокатской коллегии. Я сомневалась, что они отнесутся с пониманием к моему подростковому увлечению низами общества, участию в международной торговле наркотиками или неминуемому заключению.

Но прошло уже более пяти лет, с тех пор как мне предъявили обвинение. Ларри считал, что нам нужно рассказать его родителям правду. Мы решили попробовать на других людях, применяя тактику, которую Ларри назвал «признайся и беги». Реакции были довольно схожими: друзья громко смеялись, затем давали себя убедить, а затем приходили в ужас. Несмотря на ответы друзей, я боялась, что с будущими свекрами мне повезет куда меньше.

Ларри позвонил родителям и сказал, что мы хотим с глазу на глаз обсудить с ними кое-что важное. Мы выехали из Нью-Йорка августовским вечером, приехали к ним поздно и съели классический летний ужин – стейк, вареную кукурузу, сочные помидоры из Джерси и вкуснейший персиковый пирог. За их кухонным столом мы с Ларри сидели друг напротив друга, а Кэрол и Лу казались очень взволнованными, но не испуганными. По-моему, они решили, что все это касается только меня, а не Ларри.

Наконец Ларри сказал:

– Новости плохие, но это не рак.

И я начала рассказывать свою историю. Ларри время от времени прерывал меня, порой невпопад, но из меня словно вытащили пробку.

Сидевшая рядом со мной Кэрол взяла меня за руку, крепко сжала ее и сказала:

– Ты ведь была совсем молода!

Лу попытался осмыслить эту радикально новую информацию, включив режим адвоката: он спросил, когда мне предъявили обвинение, кто меня защищал, в каком суде слушалось дело и чем он может помочь. И не сижу ли я на героине.

Забавно, что при небольших печалях в семье Ларри переживали так, словно произошло крушение «Титаника», но когда случилась настоящая катастрофа, его родители оказались именно теми людьми, с которыми ты готов пойти в разведку. Я ожидала, что они осыпят меня упреками и в конце концов вычеркнут из своей жизни, но вместо этого получила невероятную поддержку с их стороны.

В итоге Великобритания отказалась экстрадировать наркобарона Аладжи в Америку и вместо этого отпустила его на свободу. Мой адвокат объяснил, что, будучи нигерийцем, он считался гражданином Британского содружества наций и мог рассчитывать на определенную защиту по британским законам. Немного покопавшись в Интернете, я выяснила, что он был богатым и влиятельным африканским бизнесменом-гангстером, поэтому меня не удивило, что у него вполне могли оказаться нужные связи, чтобы разобраться с такими досадными недоразумениями, как дело об экстрадиции.

Я вытащила карты мошенничества, раскрытия, стыда, едва ли не банкротства и добровольной изоляции. Разыграть их хоть сколько-нибудь удачно было вряд ли возможно.

Наконец-то прокуратура в Чикаго решила дать ход моему делу. Чтобы подготовиться к приговору, я написала личное обращение к суду и рассказала обо всем еще нескольким друзьям и коллегам, которые могли бы составить рекомендательные письма и попросить судью проявить снисхождение. Мне было невероятно сложно и унизительно обращаться к людям, которых я знала много лет, объяснять им свою ситуацию и просить у них помощи. Их реакция обескуражила меня. Я настроилась на резкие отказы, понимая, что причин для этого не перечесть, но вместо этого оказалась окружена заботой и вниманием и плакала над каждым письмом, читая о своем детстве, о дружбе или о профессиональных качествах. Каждый старался описать меня с лучшей стороны, и от этого мне становилось лишь тяжелее: я чувствовала себя абсолютно никчемной.

Одна из моих близких подруг по колледжу, Кейт, написала судье следующее:

Я полагаю, ее решение вступить в преступное сообщество отчасти объясняется тем, что она чувствовала себя одинокой в этом мире и хотела найти свое место в жизни. С тех пор ее отношения с окружающими изменились и стали гораздо ближе. Уверена, теперь она знает, что ее жизнь переплетена с жизнью тех, кто ее любит…

Дата оглашения моего приговора приближалась. Почти шесть лет ожидания у меня в голове вертелось клише «что нас не убивает, делает нас сильнее», но теперь мне пришлось осознать, что оно на самом деле значит, ведь смысл старых, затасканных фраз от нас нередко ускользает. Я вытащила карты мошенничества, раскрытия, стыда, едва ли не банкротства и добровольной изоляции. Разыграть их хоть сколько-нибудь удачно было вряд ли возможно. И все же каким-то образом мне удалось не остаться одной. Моя семья, мои друзья, мои коллеги – все эти прекрасные люди отказались покидать меня, несмотря на мое мерзкое, безумное и безрассудное поведение много лет назад и мое навязчивое стремление отгородиться ото всех и решать проблемы в одиночестве. Может, все эти прекрасные люди просто любили меня и готовы были помочь, а может, я и на самом деле была не так уж плоха, как мне казалось. Может, отчасти я и заслуживала их любви.