Оранжевый абажур - [5]

Тем не менее, ее вершители и вдохновители, за исключением считанных единиц из непосредственного окружения Берии, ушли от суда своих современников. Они и по сей день беспрепятственно носят ордена, чины и звания, полученные ими за усердие в борьбе с ими же выдуманной крамолой. Заботливая тень, наброшенная на деяния энкавэдэшевских палачей, неправедных судей и прокуроров, полупрофессиональных доносчиков, сделавших на политической клевете блестящую карьеру, ограждает их и от общественного осуждения. Запрет темы «культа» вселяет в этих людей надежду уйти и от презрения потомков. Никакие запреты, однако, для Истории недействительны.

1960–1964

Три повести о тридцать седьмом

Те, кто не хочет помнить о своем прошлом, обрекает себя на повторение его ошибок и заблуждений.

Дж, Сантаяна

Главный урок Истории состоит в том, что никто еще не извлек из нее урока.

Бернард Шоу

Будущее, чуждое наших распрей, отнесется к ним с равнодушием, которое заменит справедливость.

Анатоль Франс

Фонэ квас

Они родились в девяностых,

а сгинули в одном — тридцать седьмом.

Павел Антокольский

Мартовская ночь в большом южном городе была такой, как ей и надлежало быть в начале весны. Вразнобой звенели, стучали капли с карнизов и крыш. Упруго и напористо тянул теплый и влажный ветер, несший из недалекого отсюда парка запах набухших почек и мокрых ветвей.

Но человек с узелком в руке, направлявшийся в сопровождении еще двух хмурых людей к ожидавшему в стороне автомобилю, ничего этого не замечал. Он шагал неровно и нервно, попадая ботинками в глубокие лужи под ногами и спотыкаясь о бугорки тающего снега. Залезая в обшарпанную эмку, арестованный не заметил даже, что задел головой о верхний край кабины и его кепка свалилась в грязный ручей на обочине мостовой. Кепку поднял тот из конвоиров, который открыл перед своим подопечным дверцу автомобиля, пропуская его вперед. Другой уселся рядом с шофером, и машина тронулась, разбрызгивая талую воду.

Изо всех окон большого, оставшегося позади жилого дома, светились только два в ряду третьего этажа. Прильнув к мутному оконцу за сидением, человек всматривался в убегающие светлые прямоугольники так пристально, будто силился в них что-то разглядеть.

— Сядьте прямо! — тоном приказания сказал ему сосед.

* * *

Поднятый с постели телефонным звонком в передней, Рафаил Львович только еще начал разговор с дежурным диспетчером главного энергораспределительного пункта. Диспетчер просил срочных указаний в связи с происшедшей аварией. Рафаил Львович не успел закончить объяснения, когда раздался новый звонок, но теперь уже над входной дверью. В отличие от телефонных, такие звонки в квартире Белокриницких были большой редкостью.

— Кто там? — почти автоматически отозвался хозяин, позабыв даже отвести в сторону телефонную трубку.

— Диспетчер Чижов, — удивленно ответила трубка, а из-за двери голос дворничихи произнес:

— Откройте, Рафаил Львович, дело тут к вам!

Белокриницкий встревоженно открыл дверь. За ней, кроме дворничихи, стояли двое незнакомых в штатском.

— Вы Белокриницкий? Предъявите ваш паспорт! — незваные гости были уже в передней и закрыли за собой дверь, оставив на площадке тетю Дашу с испуганным и жалостливым выражением на добродушном лице.

Один из вошедших расстегивал большой потертый портфель, а Рафаил Львович растерянно переводил взгляд с этого портфеля на петлицы военной формы, выглядывавшие из-под штатского пальто неожиданного визитера. Он уже понял, что перед ним те, чья ночная работа выявляется наутро пустыми рабочими местами, запертыми кабинетами и испуганным шепотом сослуживцев «Взяли…», произносимым с оглядкой и только на ухо.

Однако признаться в этом понимании он боялся даже самому себе. Забытая трубка шипела от дутья на другом конце провода и недоуменно выкрикивала: «Алло, алло! Товарищ главный инженер!»

— Заканчивайте ваш разговор, — сказал человек с портфелем. — Только побыстрее, и не говорите лишнего!

Он приставил трубку к уху Рафаила Львовича, не выпуская ее из своей руки. В своем праве поступать как ему заблагорассудится непрошеный гость, видимо, не сомневался. Впрочем, не сомневался в этом и хозяин квартиры. Он с трудом выдавил из себя в трубку:

— Оставим этот разговор… до завтра…

— Что случилось, товарищ… — мембрана сухо щелкнула и умолкла.

Человек в мундире НКВД под штатским пальто выдернул из гнезда штепсель телефонного шнура и положил трубку на рычаг.

— Прочтите! — он протянул Белокриницкому небольшой бланк. «Ордер на арест»…

Рафаил Львович с тупой старательностью вчитывался в серые печатные строчки на листке серой бумаги. Среди них выделялись вписанные фиолетовыми чернилами его фамилия, имя и отчество. Внизу после более жирно отпечатанного «прокурор» стояла невыразительная закорючка. Читать, однако, было трудно. Какие-то статьи и кодекс, обозначенные непонятными буквами и цифрами, прыгали перед глазами, куда-то плыли, менялись местами и спутывались в неразборчивую вязь. А он все силился составить из них осмысленную фразу. Ночной гость протянул Белокриницкому еще один бланк — ордер на обыск. На этой бумажке так же прыгали слова, цифры и буквы, и так же приплясывал жирный прокурор с его закорючкой.