Оранжевый абажур - [31]

Шрифт
Интервал

— Я… я не знаю, что говорить… — произнес, наконец, Рафаил Львович совсем не то, что нужно было сказать.

— Не знаешь? — парень с бычьей шеей ударил арестованного кулаком в подбородок, приставив другой кулак к его затылку.

Вряд ли это был удар даже вполсилы. Но Рафаилу Львовичу показалось, что у него затрещали кости черепа, а перед глазами запрыгали разноцветные огни. Его обуял животный страх перед вторым ударом. Этот удар, наверно, лишит его всякого самообладания, способности думать, разумно осуществить намеченный план.

— Я все, все… напишу… — запинаясь, пробормотал Белокриницкий.

Проклятая трусость, пяти минут не выдержал! Коленки ходили ходуном от крупной дрожи, и удержать их от этой дрожи было уже невозможно. Липкий пот выступил не только на ладонях рук, но и на подошвах ног.

Допрашиватели, по-видимому, этого и хотели. Следователь опустился на свой стул и снова начал просматривать какие-то бумаги, а его помощник отошел к окну и снова засунул руки в карманы. Но теперь он стоял уже спиной к арестованному, выражая своей позой только скуку и презрение.

Дрожь в конечностях начинала затихать. Проходило и ощущение лихорадочной сухости во рту, сменяясь привкусом полынной горечи, как после рвоты. Но это было уже легче. Возвращалась способность оценивать обстановку.

Из намерения продемонстрировать перед этими молодцами хотя бы минимальную стойкость ничего не вышло. Конечно, они уже поняли, что из такого рохли они страхом могут выбить все, что им угодно.

Значит, чтобы предотвратить требование клеветать на других, надо ублажить своих следователей масштабом и важностью якобы совершенного вредительства. Конечно, дадут большой срок и угонят в особо дальние лагеря, но другой возможности, видимо, нет…

— Так в какой же контрреволюционной организации вы состояли? — скрипучие нотки в голосе следователя исчезли. Обращением на «вы» он, очевидно, хотел показать, что по-деловому с ним разговаривать можно.

Свирепый наскок на первом же допросе — это, конечно, один из стандартных приемов психологического воздействия на неопытных. Некоторые из товарищей Белокриницкого по камере — бывалые арестанты — считают даже, что такой наскок более благоприятный признак, чем относительная вежливость вначале и постепенно усиливающийся нажим. Он якобы означает, что претензии следователя не столь уж велики.

Верно ли это утверждение, покажет будущее. А пока оно годилось как успокоительная гипотеза. Мордобоец в штатском ушел. Хозяин кабинета перебирал на своем столе какие-то бумаги, а Рафаил Львович, сидя за столиком недалеко от двери, быстро писал. Постороннему наблюдателю обстановка могла бы показаться почти мирной, если бы не звуки из коридора и соседних комнат, раздававшиеся и теперь, правда, значительно реже, чем в первой половине ночи.

Однако в ту первую ночь у следователя Белокриницкий сочинил только вводную часть своих показаний. В ней говорилось, что во вредительскую организацию, действовавшую в энергетическом тресте, он вступил по предложению троцкиста-бухаринца Миронова, движимый чувством ненависти к социалистическому строю. Это чувство сын нэпмана вынашивал с ранней юности из-за притеснений, чинимых органами советской власти семье капиталиста, каким являлся покойный Белокриницкий-старший. Младший Белокриницкий не мог также простить, что пролетарская революция лишила его возможности самому стать предпринимателем, притом куда большего масштаба, чем был его отец. Надежда на такую возможность, однако, не исключалась в том случае, если в России будет реставрирован капиталистический строй. Но сделать это может только иностранное вторжение, которому следовало способствовать всеми возможными средствами. Для специалиста самым доступным и действенным из таких средств является техническое вредительство, ослабляющее экономическую мощь Советского государства.

Этим вступлением следователь был вполне удовлетворен. Его очевидных несуразностей он, конечно, не замечал. Если реставрация капитализма еще могла сулить какие-то выгоды Белокриницкому, крупному инженеру и сыну нэпмана, то для чего она могла понадобиться потомственному рабочему и старому большевику Миронову?

Рафаил Львович был отпущен в камеру, но предупрежден, что завтра его опять вызовут для продолжения показаний. А чтобы он мог заниматься этим в достаточно бодром состоянии, коридорному надзирателю будет приказано не тревожить усталого подследственного, если тот уснет в дневное время.

Рафаил Львович написал уже сто раз продуманное сочинение за несколько вечеров. Получился целый трактат о новых способах вредительства в энергетике, изобретенных и разработанных инженером Белокриницким.

В этом сочинении он изобразил себя этаким изобретателем «навыворот», исходящим из положения, что вульгарное вредительство в действующих энергосистемах, пусть даже путем крупных аварий и поломок, не может причинить народному хозяйству достаточно существенного вреда. Перерывы в подаче энергии всегда вызывают много шума и внимания к себе и поэтому не могут быть сколько-нибудь частыми и длительными. Главный инженер Белокриницкий не только не способствовал увеличению числа и тяжести аварий в своей системе, но наоборот, энергично боролся с аварийностью. Он свел простои энергетических установок в этой системе едва ли не к всесоюзному минимуму.


Еще от автора Георгий Георгиевич Демидов
Чудная планета

Георгий Георгиевич Демидов (1908–1987) родился в Петербурге. Талантливый и трудолюбивый, он прошел путь от рабочего до физика-теоретика, ученика Ландау. В феврале 1938 года Демидов был арестован, 14 лет провел на Колыме. Позднее он говорил, что еще в лагере поклялся выжить во что бы то ни стало, чтобы описать этот ад. Свое слово он сдержал. В августе 1980 года по всем адресам, где хранились машинописные копии его произведений, прошли обыски, и все рукописи были изъяты. Одновременно сгорел садовый домик, где хранились оригиналы. 19 февраля 1987 года, посмотрев фильм «Покаяние», Георгий Демидов умер.


Амок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Писатель

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дубарь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Люди гибнут за металл

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Оборванный дуэт

Рассказ опубликован в Литературно-художественном ежегоднике "Побережье", Выпуск № 16.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.