Оранжевое небо - [51]

Поистине на женщину угодить невозможно!

А вы еще спрашиваете, почему я здесь, если знаю про себя совершенно точно, что я абсолютно здоров. Да, я здоров. Но в этом милом заведении не меньше половины таких же здоровых людей, как и я. Они нашли тут уютное пристанище от той жуткой повседневной суеты, фальши и непонимания, которые их окружали за этими стенами. Ведь вот вы меня понимаете? Понимаете. И я вас очень хорошо понимаю. Все, что вы мне рассказываете, я представляю себе так ясно, будто я сам все это пережил. А тех людей я перестал понимать. Мне стало казаться, что они с какой-то другой планеты. Или что я попал на чужую планету. Я даже думаю, что именно это вполне могло случиться. Я не находил с ними никакого контакта. Помните, вы мне рассказывали, что на одной планете с вами так получилось? У вас было ощущение, будто вы заключены в резиновый пузырь.

- Да, да, я припоминаю. Страшное дело, знаете. Он, этот пузырь, не доставляет ощутимой боли, он мягкий, эластичный, он повинуется каждому движению тела, изгибается в любую сторону, принимает любое положение. Сначала это приятно, как нежная ласка. А потом вдруг начинает страшно раздражать. И однажды ты взрываешься, яростно топчешь его ногами, бьешь кулаками, врезаешься в него головой, как в футбольный мяч, а от него все отскакивает, никакого отзвука, никакой передачи наружу, туда, где находятся тебе подобные. Он все сносит спокойно, невозмутимо и терпеливо гасит все звуки, все твои эмоции. Ты кричишь, ты воешь, а никто не слышит. Никто тебя не чувствует. И ты превращаешься в инертную, бескостную массу.

- Это же кошмар!

- Кошмар. Но знаете, я все-таки нашел способ вырваться из пузыря. Проткнуть его нельзя, это мне было ясно. Но зато я обнаружил, что если сильно вдохнуть, то он втягивается внутрь. И так однажды я втянул его весь в себя, и он принял положение моих внутренностей. Я же, таким образом, оказался снаружи. Тогда я, конечно, пошел посмотреть, как живут на этой планете ее коренные обитатели.

- Ну, и как? Ужасно?

- Что вы! Они вполне приспособились к жизни в утробе своих пузырей и производили впечатление настоящих счастливчиков. Я встречал много одиноких пузырей либо объединенных в большие или малые колонии. Но чаще мне попадались сдвоенные в пары пузыри, наподобие сарделек с перетяжкой, через которую можно было переходить из одного отделения в другое. Нечто, значит, вроде двухкомнатной квартиры. Супруги вступали между собой в контакты, в том числе и самые близкие, но поскольку в эластичном пузыре не было твердой опоры, эти контакты носили характер мягких, томных совместных колебаний, совсем не похожих на то, к чему мы с вами привыкли. Но этим существам они, по всей видимости, весьма нравились, и они занимались этим весьма подолгу. Я даже уставал наблюдать, поскольку это было совершенно однообразно, а они все колебались и колебались. Тем более, что делать им, по-видимому, было в сущности больше нечего. Пузыри каким-то образом их питали, грели, снабжали организм всем необходимым и даже очищали его, проникая внутрь, но не целиком, как у меня, а частично. В общем, там происходил какой-то свой обмен, который мы именуем жизнью.

- А потомство? Потомство-то у них появлялось?

- Да, в том-то и дело. В какой-то момент пузыри вдруг вздувались, перетяжка исчезала или ее было не разобрать, начиналось быстрое вращение, потом разом все останавливалось - и готово: перед тобою уже не две, а три сардельки. И вот в этой третьей болтается несколько штук маленьких существ, похожих на родителей.

- Ну, а родители что? Как они ухаживали за своим потомством?

- А никак. Все функции опять же берет на себя пузырь, тот, который отделился от родительского.

- Хорошо, но что же делают родители?

- Глядят через пузырь на свое потомство и продолжают свои колебания.

- Скажите пожалуйста, прямо райская жизнь!

- Да, они имеют все то, что нам обещают только в будущем и на что направлены все наши усилия в настоящем: всеобщее равенство, благосостояние, ни забот, ни хлопот, ни обид, ни начальников, ни подчиненных.

- А личность?

- А личность сидит внутри пузыря, я же говорил.

- А проблема личности?

- А проблему личности я обнаружил только у себя самого. Вот когда я заглотал пузырь и он, утратив необходимую ему связь с общей атмосферой, стал сжиматься у меня внутри в плотный ком, вот тогда и встала передо мной эта самая проблема личности. Меня мучили неудержимые позывы на рвоту, но выпустить из себя пузырь означало вновь оказаться у него в утробе. Представляете, снова, значит, плавать туда-сюда без толку, как все эти, либо что же? Подцепить другой пузырь с какой-нибудь местной кралей и вступить с нею в колебания? Да лучше я сдохну, решил я, чем соглашусь на их вечное блаженство. Пусть я буду лучше маяться на планете ужасов, чем благоденствовать в пузыре.

- Мне сейчас пришло в голову: может, то благоденствие, что вы наблюдали, вовсе не является у них постоянным и нерушимым состоянием? Может, у них есть свои проблемы, свои трудности? Пришельцу ведь трудно судить. А потом могло ведь быть и так, что вы попали туда как раз в такой период их истории?