Оранжевая собака из воздушных шаров. Дутые сенсации и подлинные шедевры: что и как на рынке современного искусства - [11]

Ганек проинформировал музей о предложении «Кристис» и о том, что на протяжении четырех дней торгов картина должна находиться в аукционном доме, то есть будет снята с выставки. Музей, очевидно посчитавший, что ему не к лицу участвовать в коммерческой операции, вообще исключил картину из ретроспективы. Ганек в ответ вышел из попечительского совета Гуггенхайма. Когда речь заходит о покупке произведений искусства, современный художественный мир не знает концепции торговых операций с использованием инсайдерской информации. Если в деле замешана выставка, игнорирование интересов музея может поставить под угрозу и участие в ней, и выгодную сделку.

Относительно того, что происходило дальше, существует несколько версий. Согласно наиболее распространенной из них, Ганеки продали картину третьему лицу, финансисту Давиду Мартинесу Гузману, а он в свою очередь выставил ее на торги. По другой версии, картина была продана Мартинесу еще до предложения «Кристис». В любом случае картина «Апокалипсис сегодня» покинула Гуггенхайм и на время превью была помещена в офисе «Кристис», в Рокфеллеровском центре. На выставке вместо «Апокалипсиса» Гуггенхайм представил небольшой эскиз к картине, временно предоставленный музею коллекционером Питером Брантом.

Аукционный дом не жалел эпитетов, расхваливая картину. В новостном релизе тогдашний председатель и глава отдела послевоенного и современного искусства «Кристис» Бретт Горви заявлял:

«Апокалипсис сегодня» Кристофера Вула являет собой квинтэссенцию современности. Грубая мощь и решительная прямота придали новый смысл живописи в 1980-е годы, и это легендарное заявление – выражение абсолютного нигилизма – делает картину одним из ключевых произведений современного искусства. Столь ожидаемое появление ее на торгах однозначно закрепляет место Вула в пантеоне великих мастеров ХХ века[16].

«Квинтэссенция современности», «грубая мощь», «абсолютный нигилизм» и «великий мастер». Ничего себе! Тому, кто купит такую работу, будет что рассказать друзьям.

В тот вечер, когда на торгах объявили «Апокалипсис сегодня», ван де Веге поднял табличку на цифре 18 миллионов. Торг продолжили трое участников – в том числе один по телефону. Ван де Веге продолжал поднимать табличку, пока не раздался финальный удар молотка. Итоговая цена за лот номер 8, включая премию покупателя к выплате аукционному дому, составила 26,5 миллиона долларов.

За двадцать пять лет цена картины выросла в 4400 раз, причем последний рывок вверх случился в связи с выставкой в Гуггенхайме и обнародованием скандальной истории. Последняя продажа картины Вула побила предыдущий рекорд, превысив его в три с половиной раза. Пятью месяцами ранее на «Сотбис» картина Петера Пауля Рубенса «Эдемский сад с грехопадением», написанная в соавторстве с Яном Брейгелем Старшим (его кисти принадлежит пейзажный фон) в 1613 году, ушла по цене в два с половиной раза меньшей. А ведь она считается одним из лучших образцов райских пейзажей Брейгеля.

После продажи заинтригованный художественный мир азартно высказывал предположения по поводу возможных участников этой комбинации. В качестве гаранта чаще всего называли Пино – не потому, что он хотел вернуть себе картину, но, напротив, с целью мотивировать ее реализацию. Покупателем, по мнению большинства, стала королевская семья Катара, а картину они приобрели для будущего музея.

Рекордная цена, предложенная за лот номер 8, подогрела публику, поспособствовав активизации торгов за лот номер 8а, – как мы помним, им были «Три наброска» Бэкона. Если бы «Три наброска» выставили под номером 8, а «Апокалипсис» под номером 8а, повлияло бы это на относительные цены? Говорят, один из экспертов аукционного дома предлагал так и поступить, но Горви решил, что важнее будет поддержать «Три наброска» возможной рекордной ценой на «Апокалипсис».

Торги, на которых были проданы «Три наброска» и «Апокалипсис», происходили под влиянием того, что можно назвать «иррациональностью непредвиденной прибыли». Финансовые трейдеры (и все люди вообще) относятся к непредвиденной прибыли как к годовым бонусам или выигрышу в лотерею, а не как к предсказуемому ежемесячному доходу. Это одна из причин (вторая – достаточно высокий уровень дохода), почему среди покупателей современного искусства так много представителей финансового мира. Накануне ноябрьских торгов в Нью-Йорке, которые начинаются как раз перед тем, как в финансовом секторе объявляют о размерах бонусов, оба главных аукционных дома и некоторые дилеры мотивируют потенциальных клиентов, советуя смело повышать ставку: «Если вам это нравится – насчет денег не волнуйтесь, заплатите после Нового года в январе, когда получите свои премии и бонусы».

На ожидаемый пожизненный доход покупателя бонус сильно не влияет. Будь его выплата растянута на десять лет, покупательское поведение, возможно, вообще бы не изменилось. Но поскольку выплата происходит единовременно, она воспринимается как непредвиденная прибыль, и соблазн предложить высокую цену за работу, о которой все мечтают, оказывается непреодолимым. Идея бонуса на самом деле куда шире. Представьте, что вы пришли в казино, начали игру с серии выигрышей и поднялись на тысячу долларов. Вы начнете воспринимать эту прибыль как «деньги заведения» и ставить на них с большим легкомыслием. Потерять эту тысячу вам будет проще, чем если бы вы уже проиграли тысячу долларов.