Оранжевая рубашка смертника - [9]

– Да… – нахмурилась журналистка и кивнула головой: – Вы действительно правы, господин… Э-э?

– Михайлов, – подсказал Сидорин. – Зовите меня, господин Михайлов.

– А вас, наш герой-спаситель, – с улыбкой повернулась Люция к Котову, – как вас зовут?

– А его называйте просто господин капитан, – улыбнулся в ответ добродушной улыбкой Сидорин.

Полковник, конечно, чуть кривил душой. Французы не знали, что среди документов убитых боевиков спецназовцы нашли паспорта Люции Дормонд и Джоса Тарнье и их удостоверения членов гуманитарной миссии. Через несколько минут расспросов Люция рассказала в характерной журналистской манере репортажа обо всем, что с ними случилось после их захвата боевиками. Обращались с ними поначалу вежливо. Но только до тех пор, пока не привезли в Алеппо. А там появился этот ужасный Гияс Турай, которому и передали французов, после чего начался самый настоящий ад.

– Вы понимаете, нас унижали как людей, вот что страшно! – нервно сжимала тонкие пальцы журналистка. – Нас низводили до состояния скотов, в нас хотели растоптать все человеческое. А потом как скот… ножом по горлу… как баранов…

– Ну-ну, все уже закончилось, – старательно подбирая английские слова, успокаивающе проговорил Котов.

– Такое не забывается, – прикусив губу, заявила женщина. – Вы не поверите, но если бы меня там насиловали, я, может, отнеслась к пережитому с меньшим драматизмом. В конце концов, я взрослая женщина… Но когда в тебе не видят человека как такового, это страшно!

– Гияс Турай – человек с садистскими наклонностями, – задумчиво произнес Сидорин, не поворачиваясь к французам. – Он преступник, даже по меркам военного времени, уголовный преступник и бандит. Это при любом раскладе оценок происходящего.

– Мадам Дормонд, – спросил Котов, – а кто в ту ночь, когда мы вас освободили, уехал из лагеря на машине? Я не думаю, что вы спали. Может, слышали что-то? Хотя вряд ли они говорили по-французски между собой.

– Я немного знаю арабский, – ответила Люция. – В достаточном объеме, чтобы общаться на бытовом уровне. Ну, может, чуть глубже. Я же не первый день работаю в странах арабского мира.

– И? – напрягся в ожидании Котов, покосившись на Сидорина, который тоже с интересом повернулся к француженке.

– Я не знаю, что это за человек, – поморщилась журналистка. – Один из них. Такой же бандит, как я полагаю. Я только поняла, что у него с этим вашим Тураем какие-то серьезные разногласия были. Наверное, из-за них он и уехал.

– А чуть подробнее? – попросил Сидорин. – В чем разногласия проявлялись, как к уехавшему относились другие боевики? Так сказать, его статус в иерархии террористической организации?

– Наверное, высокий статус, – пожала плечами Люция. – Рядовые боевики его как-то сторонились. Или он держался от них в стороне. Он, как мне показалось, чего-то от Турая требовал, а тот не соглашался. Может быть, этот Хасан был недоволен остановкой на ночлег. Перед тем как уехать той ночью, вы правы, мы, конечно, с Джосом не спали, мне показалось, что Хасан порывался нас застрелить, но Турай тоже схватился за оружие. Потом мы услышали звук автомобильного мотора. А потом вы атаковали и… все.

– Хасаном его называли боевики? – почему-то переспросил Сидорин.

– Ну, не все боевики, а только Турай. Он обращался к нему так. А другие об этом человеке не разговаривали, по крайней мере, при нас с Джосом.

– Вам знакомо это имя, Михаил Николаевич? – спросил Котов по-русски у Сидорина.

– Боюсь, что да. Хотя имя Хасан в арабском мире одно из самых распространенных.

– И кто тот Хасан, о котором вы подумали?

– Я подумал о человеке по кличке Хасан. Есть одна личность, на хвост которой никак не могут наступить спецслужбы Сирии. Да и мы тоже пока его не нащупали. Боюсь, что он связан с американцами.

– Фигово, что я его упустил, – вздохнул Котов.

– М-да, – пожевал губами полковник. – Ну, это мог быть и не он. С какой стати ему якшаться с «палачом», если он работает на иностранную разведку?

– Карта Дамаска.

– Что, карта Дамаска? – напрягся Сидорин.

– Среди документов у боевиков мы нашли карту Дамаска.

– Где она? Что за карта? Ты смотрел ее сам, Боря?

– Ничего в ней особенного, обычная типографская карта. Крупномасштабная, с улицами и номерами домов. Надписи на арабском и английском, без пометок. Относительно новая, не засаленная, не протертая на сгибах. Я ее положил в общий пакет с найденными документами. Она у Зимина в том автобусе. А что? Вы полагаете, что…

– А черт его знает, Боря, – задумчиво покачал головой Сидорин. – По крайней мере, в столице мы предупредим, что Хасан мог пытаться пробраться туда. Вопрос – зачем?

– Есть в анналах его фотографии?

– Есть немного. Не очень, конечно, не строго анфас и профиль, но представление о нем имеется. Надо будет запросить технарей в нашем ведомстве, может, они уже сделали на него реконструкцию[4]. Тогда мы получим полный и четкий снимок его лица.

– Ясно. Передадите информацию сирийской военной разведке?

– Да, а они уже пусть решают, – кивнул Сидорин, посмотрев на уснувшего француза и разглядывающую город за окном автобуса его спутницу. – Контакты у меня с ними вроде хорошие, так что есть надежда, что сообщат, если Хасан проявится.