Оракулы перекрестков - [7]

Из прыгуна бочком выбрался Шамсу. Он затравленно огляделся и подал руку мастеру Ху, шагнувшему на первую ступеньку трапа. Грузный Ху-Ху руки демонстративно не заметил. Пыхтя и переваливаясь, он спустился сам, лицо его при этом оставалось настолько непроницаемо-самоуверенным, что нелепые телодвижения казались игрой или притворством. Поверх блестящей розовой рубашки Ху-Ху надел черный жилет, расшитый серебряными драконами. «И ведь не оштрафуют жирдяя за ношение мистически-оккультных изображений», – с завистью подумал Бен. Бритый череп хайдрая сально поблескивал в лучах низкого солнца, и весь Ху-Ху целиком казался неприлично ярким пятном на фоне пыльных кустов и бетонной ограды.

Краем глаза Бенджамиль уловил где-то сбоку неприметное стеклянистое движение. Ингленд, похоже, заметил то же самое.

– Вот и эскорт, – сказал он с ноткой скепсиса.

«Где?» – хотел спросить Бенджамиль, но в это время прямо из воздуха появился человек.

Впечатление было такое, будто совершенно прозрачный бокал очень быстро наполнили темно-серой жидкостью. Сделавшись личным переводчиком мастера Ху-Ху, Бенджамиль неоднократно слышал про дефендеры с покрытием типа «камбала», но воочию видел в первый раз.

– Офицер Аббаси, – представился подошедший, на выпуклой шероховатой поверхности нагрудных пластин его костюма красовалась ядовито-черная надпись: «D. T. F. Патрульный отряд №22».

Ингленд кивнул.

– Сейчас мы откроем ворота, – продолжал патруллер, его голос звучал сквозь опущенное забрало, как из гулкой железной бочки. – Оружие оставлять будете?

Ингленд кивнул. Из подмышечной кобуры он извлек большой вороненый пистолет, потом вытряхнул из правого рукава маленький на пружине и передал оба бронекостюму. Тот бережно принял оружие и сложил в поясную сумку.

– Если что, мы за вами приглядываем. – Офицер Аббаси, так и не подняв забрала, козырнул в сторону Ху-Ху и быстро пошел к зданию блокпоста, на ходу превращаясь в прозрачный воздух.

– Сидят, патрульные крысы, – то ли одобряя, то ли осуждая, пробормотал Ингленд.

Возле ворот пахло застоялой мочой. На секунду Мэй представил себе, как ночью ситтеры один за другим покрадываются на цыпочках к воротам и, хихикая, мочатся на их броневые полотна. Мелко подрагивая, левая створка ворот пошла в сторону, отъехала на четверть и стала.

– Можно идти, – сказал Ингленд и, как всегда, вошел первым.

«Как это они за нами будут присматривать через щель в воротах?» – подумал Мэй и непроизвольно поежился.

Следом за телохранителем океанским сухогрузом проплыл в ворота Ху-Ху, за патроном трусил Соломон Шамсу, замыкал процессию Бенджамиль Мэй.

Маленькая колонна отошла от ограждения шагов на двадцать и остановилась посреди перекрестка с покосившимися светофорами.

– Подождем, – негромко сказал Ингленд, засовывая руки глубоко в карманы.

Наверное, лежало там нечто, притиснутое к горячей ляжке, – выкидной нож или кастет с лезвием. Бенджамиль никогда не видел настоящего выкидного ножа или кастета, но почему-то был уверен, что существуют модели, которые свободно помещаются в кармане брюк. Он украдкой покосился на руки Ингленда, на его сосредоточенно-спокойное лицо и подумал, что этот человек действительно будет терпеливо ждать и час, и два, и три, ждать целую вечность, покуда не придет нужда в одну секунду взорваться серией смертоносных движений. Сам Мэй никогда так не мог и в глубине души остро завидовал подобному умению.

Пейзаж по эту сторону бетонного забора мало чем отличался от того, что Мэй увидел снаружи. Когда-то здесь был жилой квартал, теперь царило запустение. От разрушенных домов остались одноэтажные коробки с темными провалами окон. Асфальт тротуаров и проезжей части местами выкрошился, сквозь трещины пробивались все те же пыльные кустики. Тихая жуть закрадывалась в сердце.

– Идут, – негромко сказал Ингленд, и Бенджамиль вздрогнул.

Из-за остова ближайшей постройки появился человек, судя по русалочьим бедрам – женщина. Вышла на середину улицы и остановилась. Постояла, секунду осматриваясь, и присела на корточки. От стены дома отделилась вторая фигура, на этот раз мужская, и неторопливо, даже вальяжно двинулась навстречу делегации. Шамсу шумно втянул воздух. Женщина ловко, одним неуловимым движением поднялась на ноги и пошла чуть сбоку и сзади.

Мэй во все глаза рассматривал ситтеров. Мужчина был молод, лет двадцати пяти, не больше, длинное костистое лицо, углы рта брезгливо опущены книзу. Сначала Бенджамилю показалось, что на голове у парня светлые коротенькие кудряшки, но, когда тот подошел поближе, Бен с изумлением разглядел вместо волос массу крохотных золотых колечек. Продетые прямо сквозь кожу, они покрывали череп ситтера ото лба до затылка. Что касается одежды, то Хуан Ху явно утратил здесь пальму первенства по части яркости. Красные как кровь и блестящие, как вода, узкие брюки, ядовито-желтая блуза с меховым воротничком и клепаными манжетами, высокие шнурованные ботинки-ножи с узкими стальными носами… Молодой ситтер сверкал так, что Бенджамилю хотелось зажмуриться. Девушка была одета скромнее. В том смысле, что одежды она носила гораздо меньше: прозрачные шаровары с темным треугольником в причинном месте и острые металлические конусы, прикрывавшие соски маленьких крепких грудей. Бенджамиль усердно старался не пялиться на соблазнительную диву, но взгляд его то и дело соскальзывал то на плоский мускулистый живот с чувственной впадиной пупка, то на ложбинку повыше солнечного сплетения, то на темный треугольник, срывающий промежность. Кожа девушки поблескивала, словно натертая маслом. Ее азиатское лицо с правильными чертами было равнодушно, как маска Будды (этот экземпляр своей коллекции Бенджамиль, от греха подальше, никогда не выкладывал на полку).