Опыты любви - [51]

4. Хлое не стало лучше. Она приняла аспирин и легла в постель, но заснуть ей так и не удалось. Не зная, насколько серьезно ее недомогание, и встревоженный из-за ее всегдашней склонности преуменьшать проблему, когда на самом деле все обстоит гораздо хуже, чем кажется, я решил позвать врача. Сосед с семьей как раз садился ужинать, когда я постучал к ним и спросил на ломаном испанском, где находится ближайший врач. Врач, как оказалось, жил в Виллар-дель-Арсобиспо — деревне, расположенной примерно в двадцати километрах от нашей.

5. Доктор Сааведра выглядел неожиданно представительным для деревенского врача. Он носил светлый льняной пиджак, когда-то в пятидесятые годы проучился семестр в Королевском колледже, был поклонником английского театра и, казалось, почел за удовольствие помочь девушке, только приехавшей в Испанию и сразу заболевшей. К тому времени, когда мы добрались до Арас-де-Альпуенте, состояние Хлои не стало лучше. Я оставил ее наедине с врачом и ждал, волнуясь, в соседней комнате. Доктор появился через десять минут.

— Нет никаких оснований для беспокойства.

— Она поправится?

— Да, мой друг, утром все будет хорошо.

— Что с ней было?

— Ничего особенного: немного живот, немного голова — очень-очень часто встречается у приезжих. Я дал ей таблетки. Всего только маленькая ангедония, а вы что думали?

6. Доктор Сааведра диагностировал случай так называемой ангедонии, заболевания, определяемого Британской медицинской ассоциацией как реакция, примечательно близкая к горной болезни, вызываемая внезапным страхом перед угрозой счастья. Такое состояние не редкость среди туристов, приезжающих в эту часть Испании. Внезапно осознав посреди идиллического ландшафта возможность земного рая, они становятся жертвой сильнейшей реакции организма, направленной на то, чтобы нейтрализовать саму такую возможность.

7. Проблема счастья состоит в его редкости, когда же оно настигает нас, тут же возникают необъяснимый ужас и беспокойство, сопряженные с его приятием. Так вот, мы с Хлоей (хотя я и не заболел), пусть не отдавая себе в этом отчета, всегда тяготели к тому, чтобы поместить гедонию или в воспоминания, или в ожидание. Поиски счастья могли сколько угодно провозглашаться основной целью существования, их все равно сопровождала уверенность, что подобный аристотелизм найдет свою реализацию лишь где-то в очень отдаленном будущем. Идиллия Арас-де-Альпуенте поставила эту уверенность под сомнение — так же как, пусть в меньшей степени, идиллия наших объятий.

8. Почему мы выбрали такой путь? Возможно, потому, что радоваться в настоящем означало бы вовлекать себя в несовершенную или опасно зыбкую реальность вместо того, чтобы прятаться за удобной верой в жизнь после жизни. Жизнь в законченном будущем[46] означала, что мы открыто противопоставляем идеальную жизнь действительности, она была призвана спасти нас от необходимости вручить себя настоящему моменту. Схожая модель встречается в тех религиях, где земная жизнь рассматривается как всего лишь прелюдия к вечной и намного более приятной жизни на небесах. В нашем отношении к праздникам, вечеринкам, работе и, наверное, к любви было что-то от бессмертия, как если бы мы жили на земле уже достаточно давно, чтобы не снисходить до мысли о том, что всему этому когда-то настанет конец, а поэтому нужно изо всех сил стараться извлечь из них удовольствие. Жизнь в законченном будущем имеет свои преимущества: нет потребности ощущать реальность происходящего, равно как и сознания, что мы должны любить друг друга или умереть.

9. Если Хлоя теперь заболела, не была ли вероятной причиной этого схватка, в которую настоящее вступило с ее неудовлетворенностью? На короткое мгновение не осталось ничего, чего недоставало бы ему по сравнению с тем, что могло сулить будущее. Но не был ли я настолько же виноват в этой болезни, как и сама Хлоя? Разве не случалось много раз, чтобы во имя безымянного будущего я грубо пренебрегал удовольствиями, которые сулило настоящее? Разве в своих любовных связях я — почти неуловимо — не удерживал себя от того, чтобы любить изо всех сил, находя утешение в бессмертной мысли, что будут другие романы, в которых я когда-нибудь попытаю счастья с беспечностью мужчин с журнальных обложек, — будущие любови, которые возместят мне отчаянные попытки найти общий язык с другим существом, кого судьба заставила попирать землю примерно в одно время со мной?

10. Но устремленность в будущее, которое никогда не наступает, лишь другая сторона устремленности во время, которое всегда оказывается прошедшим. Не является ли часто прошлое лучшим просто потому, что оно прошлое? Я помнил, что в детстве каникулы казались чудесными, только когда подходили к концу, поскольку только тогда чувство тревоги за настоящий момент можно было свести к нескольким достойным запоминания эпизодам. То, что происходило на самом деле, было даже не столь важно, как то, что это все должно было произойти в самое ближайшее время, после чего мне оставалось бы залечивать рану или переигрывать все заново. Когда я был маленьким, то весь год с нетерпением дожидался зимних каникул. В это время вся семья выезжала из Цюриха, чтобы провести две недели, катаясь на лыжах в Энгадине. И вот когда в конце концов я стоял на вершине склона и смотрел на уходящую вниз девственно белую, нетронутую лыжню, я всякий раз ощущал беспокойство, которому было суждено улетучиться из воспоминаний об этом событии — воспоминаний, составленных исключительно из объективных деталей (вершина горы, ослепительный день) и поэтому свободных от всего, что превращало сам момент в сущий ад. Здесь являло себя нечто большее, чем тот конкретный факт, что у меня текло из носа, или я хотел пить, или забыл шарф, и это лишало настоящее его привлекательности — здесь было неприятие того, что я наконец собрался в реальной жизни осуществить ту возможность, которая в течение года так удобно помещалась мною в лоно будущего. Само катание на лыжах, засунутое между пускающим слюнки ожиданием и радужными воспоминаниями, не теряя времени, неслось по склону настоящего. Лишь я достигал подножия горы, я оглядывался назад и говорил себе, что это был поистине мастерский и великолепный спуск. И так проходили каникулы в горах (а также в основном и вся моя жизнь): предвкушение утром, беспокойство в момент осуществления и приятные воспоминания вечером.