Опыт путешествий - [99]

«Посмотреть на белых медведей!» — бойко, словно бойскаут, отрапортовал я.

Он приподнял бровь: «Белые медведи — опасные животные, знаете ли. По-настоящему опасные. А самое главное в экстремальном холоде — то, что все хорошо до тех пор, пока не становится очень плохо. Вот вы идете, и все нормально, но стоит потерять перчатку, как вы теряете руку».

«Спасибо за совет. А куда отправитесь вы сами?».

«Домой, в Ричмонд», — ответил он и был таков.

Помимо одежды (список вещей был длиннее того, который я составил, уезжая в школу-интернат), мне был необходим (по словам организаторов) четвертый уровень физической подготовки. До этого момента я и понятия не имел, что у мускулов, как у ресторанов, бывают мишленовские звезды. Поэтому поинтересовался, на что в принципе должен быть способен человек с четвертым уровнем подготовки. Мне ответили лаконичным электронным сообщением: «Человек с пятым уровнем подготовки способен покорить Эверест». Итак, я упаковал свое снаряжение в новый водонепроницаемый норд-фэйсовский рюкзак и вместе с фотографом Томом потащился в Хитроу, внутренне ощущая себя на уровне где-то «два с половиной».

До Свальбарда добираться долго: сначала вы летите в Осло, из Осло — далеко на север в Тромсе, а уже из Тромсе где-то час с небольшим до Лонгиербиена, что на острове Шпицберген. Лонгиербиен назван по имени американца, мистера Лонгиера, который когда-то купил здесь угольную шахту. Шпицберген — название голландское, его дал острову Баренц, который открыл это место и здесь умер. А Свальбард — норвежское название архипелага, и означает оно «холодный берег».

Если норвежец называет какое-то место «холодным», значит, здесь не просто прохладно. Свальбард — наиболее удаленное к северу место постоянного проживания людей. Аэропорт Свальбарда — самый северный аэропорт мира. Он расположен на 78-й северной широте, в то время как Северный полюс — на 90-й. Еще севернее — только тюлени, моржи, кучка ученых, несколько охотников и парочка выпускников британских школ, из последних сил волочащих сани во имя бездомных кошек. Свальбард оказался слишком суровым местом даже для эскимосов.

На острове нет местного населения. Здесь мы встречаемся с остальными членами нашей партии: близнецами Китом и Коди, журналистами-экстремалами из Айдахо (один из них фотограф, а другой — репортер, но я так и не понял, кто из них кто); Крэйгом, банкиром из Калифорнии лет сорока пяти, чьим единственным хобби было фотографировать крупных хищников; Анастасией, девятнадцатилетней студенткой школы моделей из Сибири; Дэвидом, американским бизнесменом тайваньского происхождения; Чай Чай, восторженным и полным энтузиазма представителем Thai Electronics, и Флори, миниатюрным пиар-менеджером, напоминающей живостью Поллианну[203]. Потом еще был мрачный швед по имени Макс, он был экспертом по полярным медведям, и два гида-норвежца. «О боже, — цедит Том сквозь зубы, — это просто состав для фильма-катастрофы семидесятых». И действительно, стоя у подножия горы со снаряжением, мы представляем собой совершенно несовместимую и, вероятнее всего, обреченную группу людей. Мы все лабораторные крысы, а точнее, лемминги, прибывшие, чтобы поселиться в пустыне, где еще ни один дурак не разбивал до них свой лагерь.

Лонгиербиен выстроен на сваях: привлекательные своей функциональностью скандинавские мобильные дома вознеслись над вечной мерзлотой, готовые убежать, если дела пойдут плохо. Городок теснится в долине между отвесными склонами холмов в устье фьорда. Тут есть маленькая церковь, университет, пара отелей, супермаркет, несколько магазинов, продающих серьезное снаряжение без финтифлюшек, жевательный табак и, к моему удивлению, абсурдно широкий ассортимент лакричных конфет.

Над городом возвышается весьма зловещего вида труба, выпускающая в чистый воздух элегантную струю дыма. Лонгиербиен появился благодаря добыче угля, который теперь стало слишком дорого экспортировать, так что сейчас он используется лишь для обогрева и освещения города. На другой стороне холма стоят, широко раздвинув ноги, черные вышки, которые раньше поднимали на поверхность вагонетки с углем. Еще есть кладбище, на котором в вечной мерзлоте покоятся тела моряков, умерших от пандемии гриппа в 1918–1919 годах, а также мемориал героев войны, испещренный (куда же без этого?) британскими фамилиями. Это место было сровнено с землей немецкими линкорами и стало домом для одиноких радистов, сквозь помехи слушающих голоса, доносящиеся с отдаленных полей войны.

Свальбард всегда существовал обособленно от окружающего мира. Вплоть до двадцатых годов XX века, когда эта территория перешла к Норвегии, он считался ничейной землей, и посещали его лишь китобои и исследователи. На него не распространяется Шенгенское соглашение, так что здесь может поселиться любой. После норвежцев вторая по численности нация на Лонгиербиене — тайцы, их тут несколько семей, работающих в туристическом бизнесе. Но ни один житель не был рожден здесь, детей рожают на континенте. Люди оказываются здесь по случайности, от отчаяния или по собственному выбору: любители экстрима, любители нестись на лыжах в небытие. В тот день все флаги были наполовину приспущены. Я поинтересовался, не погиб ли у них накануне какой-нибудь лыжник при сходе лавины. «Нет, — ответил проводник. — Девочка-подросток покончила с собой». Здесь много самоубийств: сказывается отсутствие солнечного света и влияние климата. Свальбард — конец всех дорог. Поселок на краю Ойкумены. Однако для меня, гостя, здесь больше радости, чем в снежном Рождестве длиной в целый месяц. Я лежу в своей маленькой комнатке в отеле, почему-то украшенной фотографиями бывших мэров города, смотрю на мерцающее северное небо и не могу уснуть от возбуждения.