Опыт путешествий - [59]
Зал по-прежнему неполон — неделя была долгой и тяжелой. Старики устали. Обед подавали в шесть, скоро пора спать. Маккейн поднимается на сцену под гул овации и с ходу начинает благодарить Джорджа Буша. Он слегка запыхался. Имя президента звучит тут впервые, как напоминание, что все обещания республиканцев изменить политику Вашингтона — результат восьмилетней работы республиканского правительства. Самым правым комфортнее всего в оппозиции, так как стать действительно ответственными за что-либо было бы слишком проблематично.
Маккейн стоит перед огромным зеленым экраном, что делает его похожим на призрака. Да он частично и есть призрак. Возраст, годы, проведенные в плену[114], и борьба с раком превратили его в развалину. Он не может поднять руки над головой и ходит как человек, которого ударили штыком в пах. А его и вправду ударяли штыком в пах. Но больше всего пугает его голова, напоминаящая старую марионетку из «Маппет-шоу». Выражение лица не соответствует тому, что он говорит. Рот произвольно изгибается в страшную младенческую гримаску. Один глаз похотливо подмигивает, живя какой-то своей жизнью. И голос у него, как у мульта: гнусавый и с пришепетыванием. С тембром человекоподобной мыши.
Это речь — катастрофа. Он говорит много и сбивчиво, путая концы фраз с их началом. Расставляет знаки препинания и логические ударения, как бог на душу положит. В этой речи нет ни сути, ни логики, ни интереса. Он теряет контакт с аудиторией, которая отвлекается на сердитую антивоенную демонстрацию. Демонстранты на галерке начинают скандировать: «США, США!» — словно подбадривая проигрывающую футбольную команду. Маккейн моргает, ухмыляется и шлепает рукой. Это плохо. Когда он, наконец, доходит до тягостной истории своего пребывания в плену, уже стоит недовольный шум и внимание потеряно. Мы все это слышали раз десять в течение этой недели.
Наконец, отчаянно скучающая толпа, которой хочется посмотреть на воздушные шарики, начинает длительную овацию, хотя Маккейн еще не закончил, и он комкает конец речи. Несмотря на то что его товарищи по партии держат большие пальцы вверх, реакция блогов убийственна. Это самое ужасное заявление о согласии баллотироваться со времен Джимми Картера.
Синди снова входит на сцену. Элегантная пролонгированная блондинка, апофеоз куклы Барби, и он… измученная марионетка. Затем к ним присоединяется Пэйлин, нарочито человечная. Маккейн скукоживается, стоя меж двух эффектных таблоидных женщин. Это съезд Пэйлин, госпожи Бовари[115] с хваткой питбуля. Над ее головой тускло сияет нимб Немезиды. Все ожидают вкусных и пикантных разоблачений. Часть населения пристрастилась к мыльным операм и трагедиям из жизни простых рабочих, так что они будут следить за Сарой. Она стоит в огнях прожекторов и машет рукой, непристойная и дерзкая манипуляторша.
Кто-то замечает, что Пэйлин следовало бы выпихнуть Маккейна из списка кандидатов. Он стоит на сцене, одеревенелый и судорожный, со своим мертвым оскалом. Хороший, приличный, гуманный и приверженный своему делу человек, преследуемый неудачами. Такая у него судьба — оказываться в плохом месте в плохое время и падать с огромной высоты в руки к плохим людям. Шарики мягко, словно с издевкой, начинают опускаться на сцену, постепенно покрывая ее полностью.
Аенвер — крупный, но малоэтажный город, расположенный на равнине. Нет никакой видимой причины, по которой Денвер должен был быть построен именно здесь. Он был основан не столько из духа противоречия американских пионеров, сколько в результате плаксивого подвывания из разряда «ну, мы все равно уже здесь». Железнодорожная станция в Денвере на пути из Чикаго в Калифорнию появилась благодаря виду на Скалистые горы. До сих пор пугающее число его жителей носит одежду из грубой ткани «дангери» и фуражки в стиле Кейси Джонса[116]. Они выглядят как сборище фан-клуба телесериала «Уолтоны» о жизни бедняков. Колорадо — родина седого «конского хвоста» стиля унисекс, характерных пышных усов и неироничного ковбойского и индейского одеяния. А также штат, в котором никогда не гладят галстуков.
В Денвере нет дефицита пространства. Он размазан по равнине, словно масло по бутерброду. Непритязательное место. Ощущение, что город прячется сам от себя. Колорадо — штат не городов. Западный штат может не иметь своей кухни, моды или особого чувства юмора, но своя «конкретная» погода есть у каждого из них. Здесь есть разрушительные бури, поэтому половина всех местных новостей посвящается облачности. Погода — весточка от господа Бога. А метеоролог — единственный медиум с приличной квалификацией.
Делегаты прибывают в город в апокалиптический сезон торнадо. На всех телеэкранах одна и та же картинка: маленький белый домик в прериях, освещенный лучом света с небес, а на заднем плане огромный и грозный сгущающийся черный смерч. Все догадываются, что это чем-то чревато, но не могут понять до конца, чем именно. Для жителей Запада политика — это просто большая и плоская метафора погоды.
Все мы собрались в Денвере, потому что Колорадо — маргинальный для кандидатов штат. Как говорится, орел или решка. И демократам нужен орел, что случалось всего три раза со времен войны. В этом штате столько противоречивых вопросов и проблем, что могут выбрать и демократов. Здесь есть и бедные сельские консерваторы, и отвязные хиппи-либералы. Тут одновременно заботятся об окружающей среде и задумываются об альтернативной энергии, но при этом отчаянно жаждут увеличить число рабочих мест и развития индустрии. Этот штат одновременно ностальгирует по старым временам и дискриминирует стариков. Говорят, это самый «худой» или, точнее, «наименее толстый» штат, в котором больше всего велосипедистов. Коэффициент подтянутости значительно повышается, когда съезжаются демократы. Они вразвалочку прибывают сюда с континента и с островов, пыша энтузиазмом, источая эндорфины и вдыхая разреженный воздух Майл-Хай Сити, как еще называют горный Денвер.
