Опылители Эдема - [30]

Повода обнаруживать декану агрессивность не было. Перед тем, как переступить порог, он сделал на лице маску безликого профессионала.

В декане, напротив, безликость не ощущалась вовсе.

— Садитесь, Халдейн, — сказал он очень ласково.

— Благодарю вас, сэр.

— Обычно я начинаю беседу с моими студентами вопросами об их отметках, но о вашей успеваемости мне известно, и меня она радует.

— Благодарю вас, сэр.

Он как бы ощупью искал подход к Халдейну:

— Иногда мне приходится выполнять неприятные обязанности… Я… э-э… послушайте, юноша, я не могу придумать ничего такого, что было бы приятно услышать. Прошлой ночью ваш горячо любимый и талантливый отец скончался.

— Как?

— Кровоизлияние в мозг. Он умер во сне.

— Где он? Куда его дели?

— Его тело находится в морге Сутро. Завтра состоится государственная заупокойная служба в его память в Соборе Святого Гаусса. Вы, конечно, освобождаетесь от занятий на остаток недели.

Декан помолчал, выражая своим молчанием сочувствие. Наконец он предложил:

— Если вам необходимо религиозное утешение, часовня открыта.

У Халдейна не было тяги к религиозному утешению, но предложение декана подействовало на его мозг как команда; он в оцепенении покинул кабинет и направился через университетский двор к часовне.

В часовне было холодно и темно. Он преклонил колена в оградке близ алтаря, над которым неясно вырисовывался Арбалет.

Он пытался думать о мучениях Иисуса во время Его последнего наступления на Рим, но Иисус умер на вершине Его окончательной победы, полной скрытого смысла смертью от рук врагов Церкви Стрела, пронзившая Его грудь, не была послана Его сыном.

Только покинув часовню, он почувствовал себя более спокойно. Она была тем темным местом, где он смог ощутить боль своих ран и зализать их.

Вернувшись к себе в комнату, он лег и отдался на растерзание долгому, скребущему душу дню.

Малколм пришел позднее и выразил свои соболезнования. Как только телевизионные новости сообщили о смерти, выразить сочувствие приходили и другие студенты. Пока они разговаривали с ним, он не оставался наедине со своими мыслями. Он боялся наступления ночи, несущей одиночество.

Малколм предложил отвезти его на заупокойное богослужение, и он согласился.

Когда они с Малколмом прибыли в собор на Стоктон-стрит, там было многолюдно и стоял удушающий аромат цветов. Большинство присутствующих были из класса профессионалов, которые знали его отца, но были и группки пролетариев, пришедших поглазеть на покойника, над которым будет совершаться погребальный обряд.

Халдейн позабыл обо всех них, как только его и Малколма ввели внутрь. Едва сев, он почувствовал пожатие руки и, повернувшись, увидел Хиликс, которая сидела рядом с ним. Она не плакала, но глаза были грустными.

Хиликс разбудила его сознание, и он заметил среди присутствующих других женщин, некоторые открыто прикладывали носовые платки к глазам. В странном соседстве с его горем появилась мысль, что отец, возможно, был вхож в сферы, о которых его сын не имеет представления.

Хотя эта мысль ошеломила его, но не принесла облегчения, так же как не давали его цветы, друзья и соответствующие происходящему интонации голоса священника, повторявшего торжественные обеты, которые люди испокон веку используют, чтобы обмануть боль утраты.

Он заметил, когда пошел впереди процессии прощавшихся с останками усопшего, что на лице отца остался след улыбки. Это было только начало улыбки, немного сардонической и вполне довольной, какую он видел на его лице тысячи раз, когда он поднимал голову над шахматной доской, сделав ход, заманивающий сына в ловушку.

Выйдя на солнечный свет и вдохнув чистого, бодрящего воздуха, Халдейн подобрался и придал своей скорби черты официальной формальности.

— Хиликс, позвольте представить вам Малколма VI, моего товарища по комнате. — Повернувшись к Малколму, он сказал: — Хиликс знала отца.

— Всегда рад знакомству с поэтом, — сказал Малколм, заметив эмблему «А-7», вышитую на ее куртке. — Время от времени не мешает перелистнуть страницу-другую. Я умею отличить хорей от анапеста. Итак, вы знали его отца. Я с ним никогда не встречался.

— Это был прелестный человек, — сказала Хиликс, прибегая к языку официальной беседы, потому что промолчать было неловко. — Его смерть — утрата для общества.

— Давайте зайдем выпить по чашке кофе, — предложил Халдейн.

— Не могу, — запротестовал Малколм, — сегодня во второй половине дня устный экзамен, и я готовлюсь к нему. Я должен вернуться, чтобы не пропустить его. Рад был с вами познакомиться, Хиликс.

Помахав рукой, Малколм уехал.

— Он не захотел везти вас обратно? — спросила Хиликс.

— У меня неделя отпуска.

— Это тот парень, родителям которого принадлежит та квартира, да?

— Да.

— Он знает о нас?

— Конечно нет… Я говорил ему о вас, когда встретил в Пойнт-Сю, но он забыл… Слушайте, Хиликс. О нас знал отец.

— Как он мог знать?

— Он сам до этого додумался.

Внезапно черты ее лица исказились испугом:

— Я вернусь на занятия. Вы отправляйтесь и укладывайте ваше имущество. Не оставайтесь на ночь в квартире папы; это вас будет подавлять. Снимите номер в гостинице.

— Я могу не беспокоиться о безопасности, — сказал он. — Мне надо поговорить с вами. Давайте встретимся в той квартире.