Оптинский патерик - [44]

Особая, таинственная, неизъяснимая духовная связь существовала между святым праведным Иоанном Кронштадтским и преподобным Варсонофием Оптинским:

"Когда я был еще офицером, — рассказывал старец, — мне по службе надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошел в церковь, обедня уже кончалась. Я прошел в алтарь. В это время отец Иоанн переносил Святые Дары с престола на жертвенник. Поставив чашу, он вдруг подходит ко мне, целует мою руку и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни. И решили, что я буду священником. Я над ними потешался, так как у меня и в мысли не было принимать сан священника. А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах".

А приехавшему в Оптину пустынь Василию Шустину преподобный Варсонофий сказал:

"Мне явился отец Иоанн Кронштадтский и передал вас и вашу семью в мое духовное руководство".

В 1911 году к преподобному Варсонофию явился некий послушник Павел, одержимый тяжелым недугом, которого послал к старцу святой Иоанн Кронштадтский для полного исцеления, явившись ему в дивном видении.

Духовный облик старца наиболее полно описан на страницах Дневника преподобного Никона Оптинского — любимого ученика и сотаинника преподобного Варсонофия.

На склоне лет старец Варсонофий писал:

"Все мои действия и желания сводились к одному — охранить святые заветы и установления древних отцов подвижников и великих наших старцев, во всей их Божественной красоте, от различных тлетворных веяний мира сего…."

Продолжая традиции оптинского старчества, он врачевал души людей, "таскал души из ада". По милости Божией ему открывалась жизнь приходящих к нему людей. Помогая верующим вспомнить забытые грехи, осторожно обличая, он учил покаянию, по его молитве люди исцелялись душевно и физически.

Как в спасительную гавань, стремились они в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию за исцелением не только телес, но и истерзанных, истомленных грехом душ, стремились за ответом на вопрос: "Как жить, чтобы спастись?". Он видел человеческую душу, и по молитвам ему открывалось в человеке самое сокровенное, а это давало ему возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни, душевные и телесные, изгонять бесов. Его дар прозорливости особенно проявлялся при совершении им Таинства Исповеди. Духовная дочь преподобного Варсонофия рассказывала, как, приехав 26-летней девушкой в Оптину, она попала в хибарку, в которой принимал старец. Преподобный Варсонофий увидел ее и позвал в исповедальню и там пересказал всю жизнь, год за годом, проступок за проступком, не только указывая точно даты, когда они были совершены, но также называя и имена людей, с которыми они были связаны:

"Дошли мы до скита, враг всячески отвлекал меня и внушал уйти, но, перекрестившись, я твердо вступила в хибарку… Перекрестилась я там на икону Царицы Небесной и замерла. Вошел батюшка, я стою посреди келлии… Батюшка подошел к Тихвинской и сел…

— Подойди поближе.

Я робко подошла.

— Стань на коленочки… У нас так принято, мы сидим, а около нас по смирению становятся на коленочки.

Я так прямо и рухнула, не то, что стала… Взял батюшка меня за оба плеча, посмотрел на меня безгранично ласково, как никто никогда не смотрел, и произнес:

— Дитя мое милое, дитя мое сладкое, деточка моя драгоценная! Тебе двадцать шесть?

— Да, батюшка.

— Тебе двадцать шесть, сколько лет тебе было четырнадцать лет тому назад?

Я, секунду подумав, ответила:

— Двенадцать.

— Верно, и с этого года у тебя есть грехи, которые ты стала скрывать на исповеди. Хочешь, я скажу тебе их?

— Скажите, батюшка, — несмело ответила я.

И тогда батюшка начал по годам и даже по месяцам говорить мои грехи так, как будто читал их по раскрытой книге…

Исповедь таким образом шла 25 минут. Я была совершенно уничтожена сознанием своей греховности и сознанием, какой великий человек передо мной.

Как осторожно открывал он мои грехи, как боялся, очевидно, сделать больно и в то же время как властно и сурово обличал в них, а когда видел, что я жестоко страдаю, придвигал ухо свое к моему рту близко-близко, чтобы я только шепнула:

— Да…

А я ведь в своем самомнении думала, что выделяюсь от людей своей христианской жизнью. Боже, какое ослепление, какая слепота духовная!

— Встань, дитя мое!

Я встала, подошла к аналою.

— Повторяй за мной: Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Откуда эти слова?

— Из 50-го псалма.

— Ты будешь читать этот псалом утром и вечером ежедневно. Какая икона перед тобой?

— Царицы Небесной.

— А какая это Царица Небесная? Тихвинская. Повтори за мной молитву…

Когда я наклонила голову, и батюшка, накрыв меня епитрахилью, стал читать разрешительную молитву, я почувствовала, что с меня свалились такие неимоверные тяжести, мне делается так легко и непривычно…

— После всего, что Господь открыл мне про тебя, ты захочешь прославлять меня, как святого, этого не должно быть — слышишь? Я человек грешный, ты никому не скажешь… Сокровище ты мое… Помози и спаси тебя Господь!