Оптинские старцы - [8]

Приходит накануне дня памяти о. Льва к игумену пономарь Феодосий с предложением отменить соборное служение. Игумен не согласился. И что же после этого вышло? Видит во сне Феодосий: батюшка Лев схватил его с затылка за волосы, поднял на колокольню на крест и три раза погрозил:

— Хочешь, сейчас сброшу?

И в это время показал под колокольней ему страшную пропасть. Когда проснулся Феодосий, то почувствовал боль между плечами. Потом образовался карбункул. Более месяца болел, сильно, даже в жизни отчаялся. С тех пор встряхнулись, а то было хотели перестать соборно править панихиду.

В скиту же в тот день келейник о. Илариона, Нил, стал убеждать его отменить оладьи.

— Батюшка, — говорит, — сколько на это крупчатки уходит, печь приходится их на рабочей кухне, работников отрывать от дела, да и потчевать их тоже надо. Где ж нам муки набраться?

И склонил-таки Нил скитоначальника — отменили оладьи.

Тут вышло посерьезней Феодосьева карбункула. С того дня заболел о. Иларион и уже до конца дней не мог совершать Божественную службу, а Нила поразила проказа, с которой он и умер, обессилев при жизни до того, что его рабочий возил в кресле в храм Божий. Мало того: в ту же ночь, когда состоялась эта злополучная отмена «утешения», на рабочей кухне в скиту угорел рабочий и умер. Сколько возни с полицией-то было. А там и боголюбцы муку-крупчатку в скит жертвовать перестали…

Не нам судить дела Божии, только и добавим слова великого старца — прозорливца и чудотворца преподобного Серафима Саровского: «Как железо ковачу, так я передая себя и свою волю Господу Богу: как Ему угодно, так и действую, своей воли не имею, а что Богу угодно, то передаю». Духовное чадо вручает свою волю старцу, старец же — Самому Богу подчиняется. Всякому — свое послушание, без которого и вообще-то ничего в духовной жизни к успеху не приводит.

Древо российского старчества

С принятием Русью в X веке христианства незамедлительно вошло в ее духовную жизнь и старчество, которое началось с Киево-Печерского монастыря. Основателем русской традиции считается преподобный Антоний Киево-Печерский, который воспринял дух и смысл старчества на святой горе Афон в Греции, где он монашествовал много лет. Преемником Антония стал преподобный Феодосий Киево-Печерский. От него заимствовали устав и образ духовного руководства все русские монастыри.

С самого основания русское старчество отличалось от старчества православного Востока — Византии, Палестины, Греции. Аввы (так называли старцев на Востоке) окормляли народ, верующих мирян, но не столь систематически и постоянно, как на Руси, где даже от мирян требовалось обязательное и постоянное послушание духовнику. На Руси всегда существовала жажда старческого мудрого слова: им утверждались города, прекращались междоусобия, примирялись непримиримые враги. Князья и смерды одинаково почтительно принимали наставления известных старцев, подчиняя свою волю общему служению родной земле, своему народу.

Даже лихие годы татарского пленения не смогли уничтожить молодых побегов древа русского старчества.

На протяжении XIV–XV столетий в подкрепление изнемогшим под иноземным игом русским людям явилось новое поколение удивительных святых подвижников-старцев, среди которых были преподобные Лазарь Муромский, Сергий Нуромский, архиепископ Дионисий Свято горец; преподобные Кассиан Угличский, Иннокентий Комельский (греки); преподобные Савва Крыпецкий, Пахомий Радовицкий (сербы); преподобные Савва Вишерский и Нил Сорский, основатель скитского общежития для совершенных безмолвников; Дионисий Глушицкий, Григорий Пельшемский и Корнилий Комельский. Жившие в безлюдных местах, они были светом миру.

Великим старцем явился и преподобный Сергий Радонежский, «игумен земли Русской», благословивший святого князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву и прозорливо сказавший: «Победиши враги твоя». Не менее сорока учеников преподобного стали устроителями новых обителей, где возникло старчество.

Не всякое место на Руси процветало старчеством, но русские северные земли им славились. В пределах Вологодских и Белозерских старчествовали преподобные Павел Обнорский, Сергий Нуромский и Сильвестр Обнорский, Кирилл Белозерский.

В XV веке жил знаменитый святой Иосиф Волоцкий, игумен-старец, наставлявший уже не только монастырскую братию, но и благочестивых мирян.

Так случилось, что постепенно в монастырях стали забывать «внутреннее монашеское делание» — подвиг, заповеданный святыми отцами православного Востока, состоявший в очищении сердца от страстей с помощью непрестанной умно-сердечной молитвы[3]. Поколебалось старчество: только очистивший себя от собственных страстей мог руководить другими. Наступило время внешних подвигов — время железных цепей и пудовых вериг.

Петровские и послепетровские реформы стали трагическим испытанием для старчества. В течение 150 лет монашество подвергалось преследованию со стороны правительства. Обескровленное и обездоленное иночество перестало быть идеалом общества, как это было в Древней Руси, оно являло теперь скорее картину распада: монашествующие бродяжничали, настоятели смотрели на свою должность как на источник дохода. Это был век Просвещения… Высшие слои русского общества увлекались идеями, принесенными с Запада. Среди простонародья распространились всевозможные секты. Духовность искали где угодно, только не в монастырях. Старчество в подавляющем большинстве уцелевших обителей и пустыней почти забылось.