Опрометчивость - [22]

Дверь сердито скрипнула, а на лице Альдо отразилось удивление, когда он понял, что Индия покидает его.

– Спокойной ночи, – жестко сказала она, – благодарю за то, что подвезли меня домой. В самом деле, я это оценила.

– Но, Индия, я хочу вновь увидеть вас. Не могли бы вы отобедать со мной завтра вечером? Скажите «да», пожалуйста. Я знаю маленькую остерию[7] на холмах, мы могли бы поехать туда. Вам понравится там – папа Риццоли готовит замечательную еду. В это время года у них пылает огромный камин – яблоневые дрова, пахнет, как в раю. Огни свечей, вина с его собственных виноградников, и вообще, это мое любимое место. Я буду счастлив показать его вам, Индия.

В голосе его слышалась мольба, но Индия не поддалась на его уговоры.

– Завтрашним вечером у меня уже кое-что намечено, – туманно ответила она.

– Тогда встретимся послезавтра или после-послезавтра. Скажите только, когда?..

– Позвоните мне… – Индия скрылась за большими двойными дверями, с глухим мягким звуком прикрыв их за собой, и прислонилась к косяку, слушая, как удаляются шаги Альдо, как захлопнулась дверца его машины. Сразу же завелся мотор – и маленький автомобиль отъехал. Только тогда прошла она к освещенной лестнице. На что это было бы похоже – пойти с ним в остерию? Так романтично звучит – сидеть вечером с человеком, который тебе нравится, или в которого ты могла бы влюбиться. Аромат яблоневых дров, огонь свечей играет на старых стенах, сложенных из выжженных солнцем добела камней, вино – прямо с виноградника… и Альдо Монтефьоре с его сильными руками и чеканным профилем.

Погруженная в сладостные мечты, она лениво поднималась по ступенькам, когда размышления ее прервал резкий телефонный звонок.

Звонил телефон. Ее телефон. В три прыжка одолев лестницу, Индия воткнула ключ в замок. С грохотом захлопнув за собой дверь, пробежала через комнату, бросив сумку на диван. Может быть, это Фабрицио. Может быть, он решил улизнуть от гостей и украдкой провести с ней несколько часов…

– Да? – испытующе и задыхаясь спросила она.

– Синьора Индия Хавен?

– Si. Pronto.[8]

– Я звоню вам, синьорина, из Лос-Анджелеса.

ГЛАВА 2

25 октября

Дженни Хавен умерла. В газете было полно траурных сообщений. Под одним из них воспроизводилась фотография смеющейся белокурой женщины, далеко не такой молодой, какой ей хотелось выглядеть, но, тем не менее, прекрасной. Линия рта могла быть немного менее совершенной, чем на фотографии, знаменитая грудь – немного менее твердой, но глаза улыбались, серо-голубые, широко открытые – знакомый пристальный взгляд Дженни, и полный рот изгибался в соблазнительной улыбке, которая одновременно могла быть и скромной, и возбуждающей. И ни лицо, ни тело ни единой своей чертой не были обязаны самым лучшим косметико-хирургическим скальпелям Голливуда. Дженни панически боялась больниц и докторов. Идея добровольно подставить себя под нож наполняла ее таким ужасом, что даже когда ее красота начала несколько тускнеть, и пластическая операция, казалось, была необходима, так как ее карьера зависела, по словам ее агента, «от мелочей, которым нужно дать ход», она не могла заставить себя сделать это. Дженни Хавен была совершенным сочетанием уроженки американской глубинки и голливудского бомонда. Одновременно белокурая «соседская девочка» – и недосягаемая звезда, которая жила в утонченной атмосфере водных лыж и постоянного солнечного света, лимузинов и любовников, женщина, которой молодые мужчины страстно желали обладать и на которую молодые девушки всегда мечтали стать похожими.

Венеция тщательно сложила газету, так, чтобы не видеть заголовок всякий раз, когда взглянет на нее, лежащую рядом на пустом сиденье. Главным образом, заголовок, что простирался по верху полосы: Дженни, золотая девушка – самоубийца?

Дженни исполнилось пятьдесят лет, а они все еще называли ее девушкой.

– Это потому, что все запомнили ее такой, – сказала Парис. – Это стереотип, Венни, они не злые.

Парис все понимала. И она была единственной, кто не протестовал против версии о самоубийстве. Парис молчала, когда Венеция и Индия ручались, что этого просто не может быть, что Дженни, которая безумно любила жизнь, никогда не совершила бы самоубийства. Газеты намекали на то, что, может быть, наркотики и спиртное привели к искореженным обломкам разбившегося на дне Каньона Малибу серебристого «мерседеса». Это и, возможно, шедшая на убыль карьера и разрыв с Рори Грантом, который был почти вдвое моложе ее и состоял последние два года ее любовником, а также его первый большой успех как звезды нового телевизионного сериала.

Газеты подняли все до мелочей, используя любые сведения, какие могли найти, для того, чтобы раздуть историю, ставшую ведущей темой телеграфных агентств мира: смерть Дженни Хавен.

Нескончаемые слезы катились по щекам Венеции. Она не старалась остановить их, вся целиком уйдя в свое горе, не заботясь о покрывшемся пятнами лице, о распухших глазах.

Именно Индия наиболее решительно выступила против предположений, высказывавшихся в газетах.

– Самоубийство! – кричала она, и ее карие глаза сверкали от гнева. – Если бы Дженни совершила самоубийство, она бы не сделала этого в «мерседесе»!