Опрокинутый купол - [84]

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – на всякий случай спросил Борис.

– Не-а, – весело отозвался Глеб. – Сейчас сам все увидишь.

– Ладно. Где мне сесть?

– Где хочешь.

– Хочу рядом с тобой.

– Лучше занимай какое-нибудь кресло, а я сяду рядом с Робертом, он наш оператор.

Борис послушно примостился на последнем ряду, так, чтобы непутевый братец оказался прямо за его спиной.

А потом свет наконец погас. Проектор за спиной Бориса вспыхнул, экран ожил…

Под могучим деревом на разостланном тулупе сидел человек. Лицо его было бледно, губы плотно сжаты. Воевода Еремей накладывал повязку на рассеченную руку. Сцена выглядела мирной, чуть ли не домашней – просто две головы, склоненные друг к другу;.. Но в ней было нечто такое, чему веришь сразу и до конца, без оговорок: исчез экран и зрительный зал с кинопроектором, не было и в помине актерской игры – молодой русский воин, совершенно реальный (реальнее, чем окружавший мир за стенами киностудии), молча и с достоинством переносил боль, а другой, старше и опытнее, с осторожностью, на какую только был способен, перевязывал рану, от души жалея, что она досталась не ему…

– Как же ты узнала, что Ярослав задумал меня убить?

Кони шли шагом вдоль опушки. Елань чуть опустила голову, улыбнулась, и на ее щеках проступил румянец.

– Сердце подсказало. Мишенька очень сильно переживал, хотел ехать с нами. Насилу отговорила.

Они ехали бок о бок – и так были поглощены друг другом, что не слышали тихого хруста снега меж склоненных к земле деревьев, там, где согнутые аркой нижние ветви хоронили от случайного взгляда крадущуюся фигуру человека.

– Неплохо, а? – услышал Борис у себя над ухом.

Яков Вайнцман пробрался в темноте между кресел и присел рядом, возбужденно зашептав:

– Обратите внимание на съемку. Как будто он и вправду проник в тринадцатый век и установил скрытую камеру.

– Кто проник?

– Да Глебушка, господи. Нет, не доведет это до добра…

– Перестаньте каркать. Лучше просветите, кои Глеб хотел поймать на этот крючок.

– А разве он хотел…

– Так он мне сказал по телефону.

Некрас почти полз, прижимаясь к стылой земле, так, как он делал всегда на охоте, приближаясь к осторожному зверю: ни одна веточка не шелохнется, ни один звук не потревожит чуткое ухо. Он крался с подветренной стороны, чтобы не почуяли кони.

Много лет, день за днем, а особенно – по ночам, ворочаясь без сна в тесной хибарке с земляным полом, он придумывал себе картину мести… Встречу один на один с убийцей своего отца. Вот он заглядывает ему в глаза и видит, как там, в расширенных зрачках, поднимается волна липкого ужаса, приходит понимание того, что от расплаты не уйти (что с того, что прошли годы?) – может быть, враг даже заплачет и станет молить о пощаде. Пусть молит. Было время, Некрас и сам молил кого-то на небесах, чтобы тот взял его к себе. Лучше умереть, чем слушать, как пищит, надрываясь, маленький живой комочек у него на руках, а кругом воет стужа и трещит лес, ломкий от мороза…

Больше всего он боялся, что князь Ярослав осуществит свой план и Олег падет со славой, в неравном бою, сжимая в руке верный меч. Не такой смерти он заслужил. И вздохнул с облегчением, когда пришла неожиданная подмога (он все видел из своего укрытия). Свистнули стрелы, и увальни-наемники попадали на землю. Другие, кого стрелы не достали, бросились врассыпную. Один протопал совсем рядом с Некрасом, в каких-то трех шагах, но ничего не заметил: не до того было. Теперь юноша пристально смотрел на двух удалявшихся всадников, ехавших бок о бок. Олег и Елань. Он знал, что под меховым плащом Белозерского князя скрыта прочная ладожская кольчуга, и поэтому прицелился выше – туда, где густые волосы прикрывали шею. На миг задержал дыхание, успокаиваясь. И сильным движением, до правого плеча, натянул тетиву…

«Талантливый у меня братец», – подумал восхищенный Борис. Парнишка, казалось, целился прямо в зрительный зал, отыскивая жертву. Все как один невольно затаили дыхание, даже видавшая виды Дашенька судорожно сжала Борису локоть, а сам он, как ни успокаивал себя, все же инстинктивно зажмурился когда стрела наконец сорвалась с тетивы. Ему показалось, что он даже услышал свист у себя над ухом. Но в этот момент Олег вдруг наклонился к княгине и сказал ей что-то смешное и ласковое – она рассмеялась и легонько, чтобы не потревожить раненую руку, притянула его к себе… Оперенное древко лишь вскользь оцарапало ему висок. Елань испуганно вскрикнула, Олег отшатнулся, оглядываясь и хватаясь за пустые ножны у пояса. Некрас чуть не взвыл от досады. В мгновение ока выхватил из тула за спиной новую стрелу, бросил ее на тетиву… И увидел, как громадная страшная тень накрыла его с головой. Могучий конь воеводы встал на дыбы, зависнув передними копытами над стрелком, а сам Еремей, с перекошенным от ярости лицом, уже заносил меч над головой, вряд ли сознавая, что перед ним мальчишка.

– Не смей!!! – закричал Олег.

– Позвольте, – вдруг раздался хорошо поставленный баритон Александра Игнатова. – Это же не наш фильм! Это не я там, на экране!

– И правда, – пискнула Оленька Баталова. – Там другие актеры! И вообще мы не снимались в такой сцене!