Опрокинутый купол - [108]

– Кстати, извини, я сорвал пломбу с двери.

Слава укоризненно покачал головой.

– Между прочим, деяние-то подсудное. Однако, если бы не это, Вайнцман никогда не пришел бы к нам. Поглядывай за ним на всякий случай. Вдруг он прав и убийца целился в него?

Я помахал ему рукой и открыл дверцу. И, уже поворачивая ключ в замке зажигания, неожиданно увидел женщину… Я уже видел ее однажды, в мое первое посещение съемочной площадки (провал во времени и в сознании, пастушок возле огромного придорожного камня, пожарная машина и гримуборные в трейлерах для «звездочек»), она, в светло-сером меховом плаще и диадеме, шла меж тех самых трейлеров – мелькнула на краткий миг и исчезла… Я еще спросил Глеба: «Кто это?», он равнодушно ответил: «Оленька Баталова, наша княгиня Елань». Что за ерунда, никакая это не Баталова, это… О черт!

Меня будто взрывная волна вынесла из «Жигулей». Дверца осталась открытой, мотор крутился на холостых оборотах, ключ торчал в замке – бери и пользуйся, кто хочет! – а я огромными скачками несся по четырехрядной мостовой, напрочь игнорируя визг тормозов, гудки и теплые пожелания здоровья в мой адрес. Женщина шла по противоположному тротуару в редком людском потоке – довольно высокая, очень стройная, в светло-коричневом пальто с капюшоном и меховых сапожках. Голова была чуть опущена, и я видел пушистые, загнутые вверх ресницы, а немного выше – кокетливую платиновую челку. По какой-то непонятной аналогии опять вспомнилась Ольга Баталова – какая она, к чертям, древнерусская княгиня? Княгиня была тут, передо мной, метрах в пятнадцати, и-на экране в просмотровом зале, на пленке, неведомо как и где записанной Глебом… А я вдруг споткнулся на ровном сухом месте, нога зацепилась за бордюр…

Мой демарш оказался незамеченным. Я с кряхтением приподнялся, ощупывая разбитую коленку. Прохожие обходили меня с некоторой брезгливостью, руки никто не подал, но и в спину не толкнул, и на том спасибо.

А женщина исчезла, как и положено призраку.

И из всех примет я запомнил лишь пальто да челку.

– Это меня хотели убить, – нервно произнесла Баталова, порывисто затягиваясь сигаретой. Тонкие холеные пальцы чуть подрагивали, голос тоже подрагивал в такт с ресницами – изощренная игра на публику, сцена «Последняя ночь Клеопатры».

– Кому ты нужна, чертова кукла, – реплика в сторону Машеньки Куггель.

– Да, да! Стрела пролетела совсем рядом, я слышала свист!

Был перерыв. Мохов задумчиво уставился в папку со сценарием (держа ее, кажется, вверх ногами), Игнатов ходил из угла в угол, преследуемый сосредоточенной на какой-то своей идее Диночной Казаковой, придворным гримером и костюмером. Оператор Роберт давал указания своим ассистентам. Два старика-разбойника, Вайнцман и Закрайский, сидели по разным углам павильона и принципиально не замечали друг друга.

– Почему вас хотели убить? – поинтересовался я.

Ольга посмотрела на меня недоуменно, точно на оживший манекен.

– Все здесь хотят меня убить. Разве непонятно? Кое-кому не давал покоя наш фильм, и он параллельно вел свои собственные съемки. Хотел утереть нам нос…

– Это я, что ли? – очнулся Александр Михайлович (интересно, такая мысль мне в голову не приходила).

– Вы, вы! Вы всю жизнь завидовали Глебу. Я же слышала вашу ссору (отвратительная, доложу вам, была сцена!). Вы пытались уговорить Глеба не брать меня на роль Елани, орали благим матом… Что, я не права?

– Когда это было? – быстро спросил я.

– Точно не помню. Перед началом съемок…

Мохов равнодушно поджал губы (и, кажется, покраснел).

– Я имею право на собственное мнение. Я высказал его Глебу, тот настоял на своем, я согласился.

– Это вы так говорите, – загадочно бросила Ольга, швырнув в пространство окурок и потянувшись за новой сигаретой.

– Что значит…

– Это значит, что у вас была своя кандидатура на роль, какая-нибудь молоденькая-смазливенькая, с мозгами курицы.

Мохов вскинулся было, но передумал, махнул рукой и отвернулся, пробормотав что-то вроде «У тебя самой мозги…».

– Это не та, что играла в эпизоде, который мы видели? – с неожиданным интересом спросила Машенька.

– Я понятия не имею, что за актриса там играла, – наконец взорвался новоиспеченный главреж. – Я не был с ней знаком, у меня, мать твою, вообще не было никакой своей кандидатуры! Борис, скажите вы им…

«У босса творческая импотенция, – вспомнилось мне. – Я хлопаю хлопушкой, оператор снимает, осветитель светит…» Босс меж тем, видно было, изо всех сил старался взять штурвал корабля в свои руки, но одновременно – эх, беда! – заткнуть своим же задним местом пробоину ниже ватерлинии. Предприятие безнадежное. И именно поэтому, как ни странно, я его не подозревал. Он не мог снять тот злополучный материал, что продемонстрировал Глеб на просмотре. Он хотел бы. Ничего бы не пожалел и душу свою продал бы дьяволу… Но – увы.

– Ольга, скажите, зачем вы выходили во время просмотра? – спросил я.

– Выходила? Кто вам сказал?

– Яков Арнольдович? – окликнул я его вопросительно.

Тот поднял глаза, посмотрел, безвольно пожал плечами.

– Не знаю. Я видел только силуэт в дверях. Что-то узкое и длинное, изломанное… Хотя мне могло просто показаться. Я был…