Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - [80]
И почти немедленно после успехов 1577 г. Россией были потеряны Динабург и Венден; причем в последнем городе ворота противнику открыли латыши[795], что тоже говорит об изменении отношения коренного населения Прибалтики к России. При попытке вернуть Венден русские в конце 1578 г. потерпели новое поражение[796], причем от численно очень уступавших им польско-шведско-ливонских сил[797]. «Победы 1577 года рухнули как карточный домик от первого же дуновения войны», – пишет Дм. Володихин и объясняет начавшиеся неудачи тем, что людские ресурсы России были на исходе[798]. Б. Н. Флоря также объясняет пассивность русских против Батория в 1579–1581 гг. разорением и обезлюдением страны[799].
Однако, несмотря на действительно огромные потери России от террора, разорения и войн, едва ли эта причина стала решающей. А. А. Зимин отмечает, что в русском войске было много дезертиров («нетчиков»)[800]; с этим соглашается и Дм. Володихин применительно к несколько более позднему времени – он пишет: «Нетство в 1580 г. – массовое»[801]. Между прочим, в ответ на поражение под Венденом опричниками (не совсем понятно, как они назывались теперь, после отмены Удела) была разгромлена Немецкая слобода в Москве[802].
Впрочем, царь считал, что это – временные неудачи, и при новых переговорах отказался называть польского короля «братом», мотивируя это его выборным статусом. Царь сказал примерно так: мало ли кого вы изберете, что же мне, всякого Костку (очевидно, какой-то худородный шляхтич. – Д. В.), если выбор падет на него, братом называть? Со своей стороны, и Баторий отказался вставать, когда русские послы отдавали ему поклон от царя, и не спросил о царском здоровье. По тогдашним дипломатическим меркам поведение обоих монархов было, скажем так, невежливым. Неудивительно, что в январе 1578 г. переговоры были прерваны[803].
Однако поражения 1578 г. – это были «цветочки». «Ягодки» начались, когда в 1579–1581 гг. Стефан Баторий перешел в генеральное наступление; примкнула к нему и Швеция; примерно тогда же изменил и Магнус. Между прочим, И. де Мадариага упоминает, что в 1579 или 1580 г. дочь датского губернатора о. Эзель находилась в русском плену[804]. А весной 1580 г. у м. Нордкап (Норвегия) подверглись нападению датчан суда, которые везли закупленные царем в Англии порох, селитру, медь и свинец[805]. Иными словами, Дания тоже примкнула к антирусской коалиции…
При этом войско Батория насчитывало менее 20 тыс. чел., включая и литовцев. Русское войско насчитывало 57,7 тыс., в том числе 6,5 тыс. татар. Впрочем, это версия поляка К. Валишевского; И. де Мадариага говорит о 30–40 тыс. у Грозного (включая 6 тыс. татарской конницы) и 40 тыс. у Батория. Но как бы то ни было, самое важное – что в распоряжении царя была не европейская армия, если не считать артиллерии и нескольких сотен иностранных наемников. Можно прибавить еще стрельцов, но стрельцов и казаков насчитывалось всего 15,1 тыс., причем неясно, сколько из этого числа было первых и сколько вторых (выше говорилось, что к концу правления Грозного в наличии имелось 12 000 стрельцов, 7500 из которых дислоцировались в Москве). При отсутствии большого правильно организованного европейского войска и от того изобилия артиллерии, о котором говорилось выше, нужной отдачи быть не могло. Кроме того, польский король прибегнул к методу действия на коммуникациях врага, который принято считать изобретенным только 100 лет спустя: вместо похода в разоренную войной Ливонию он двинулся на Полоцк и далее на Русь[806].
В конце августа – начале сентября 1579 г. Стефан Баторий отвоевал Полоцк. Этот город он выбрал потому, что его стены были деревянными, а не каменными, как у городов Ливонии. При этом Дм. Володихин констатирует, что успех поляков в значительной мере связан с поддержкой их жителями Полоцка[807]. В то же время Острожский опустошил Северскую землю до Стародуба, а Кмита – Смоленщину. Царь с главными силами не препятствовал им – мы еще обсудим, почему. С другой стороны, первый штурм шведами Нарвы (14–28 сентября, предваренный обстрелом Нарвы и Иван-города в июле) был неудачным; однако Иван Грозный не заключил мир с растерявшимся было шведским королем, а готовил новый поход против шведов.
Как бы то ни было, деморализованная Опричниной страна не могла успешно сопротивляться польскому наступлению. Именно этим, очевидно, были вызваны и многочисленные «нетчики», о которых говорилось. Тут можно вспомнить, что через 100 лет напишет Юрий Крижанич о Турции: «… Начальниками часто бывают негодные люди, умеющие лучше подольститься… Такое дело лишает людей всякой храбрости и порождает ничтожество и отчаяние»[808]. Насчет Турции не знаю, а при позднем Иване Грозном было именно так: террор деморализовал страну, и даже традиционная для русских храбрость перед внешним врагом на сей раз покинула народ и войско. Вспомним и то, что писал Иван Пересветов о том, что в рабском царстве воины постепенно теряют храбрость!
