Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - [49]
Тут необходимо сделать еще одно отступление на «ордынскую» тему. В свое время английский историк Матьеде Пари заметил (по поводу похода татаро-монголов против арабов в 1256–1260 гг.), что они, «проходя сквозь землю сарацин… рубили леса… выдергивали виноградники, опустошали сады…» Историк А. Г. Новожилов из Санкт-Петербургского университета считает это пропагандистским приемом из серии «чем нелепее, тем достовернее». Мол, действия монголов представлены как лишенные смысла жестокости[434]. Но вот мы видим, как опричники в Новгороде, Твери и т. д. уничтожают то, что не могут или не хотят (ибо считают малоценным) присвоить себе. А национальный состав опричников мы уже знаем.
Дело тут не в особой жестокости степняков – тут Гумилев прав, да и вообще, в мирной жизни в условиях степной демократии, когда очередной Чингисхан не гонит их на всемирное завоевание, степняки – совсем не плохие люди. Иное дело – в составе очередной Золотой Орды. Помимо всего прочего, дело в том, что кочевники действовали согласно своему способу производства – опустошали землю для пастбищ.
Помимо всего прочего, в ходе этого похода была разгромлена богатейшая в стране Новгородско-Псковская епархия, доходы которой в три-четыре раза превышали доходы митрополита[435]. Полгода спустя, 29 августа, царь велел собрать все жалованные грамоты новгородских монастырей и отправить в Москву, что должно было быть предпосылкой нового разорения и разграбления монастырей[436]. Итак, еще раз констатируем: иосифляне одержали поистине пиррову победу – сначала их самих подвергли репрессиям начиная с митрополита Филиппа, а возможно, и с Германа Полева, а другие церковные иерархи должны были его судить, потом и до «других» добрались, а теперь еще и их ограбили…[437] Мы еще увидим, что с ними дальше сделают.
Пока же царь «всего лишь» обвинил новгородского архиепископа Пимена, еще недавно столь ревностно помогавшего ему губить Филиппа, что он хочет «Великий Новгород отдать Жигимонту-Августу», и потому он не пастырь, а «волк, хищник, губитель, изменник нашему царскому венцу и багру досадитель», после чего его отправили в г. Венев в заточение, где он жил под постоянным страхом смерти. Потом начались погром и грабеж города.
Однако неверно мнение, что в течение всех пяти недель опричники непрерывно громили весь город. Поначалу грабили, пытали, судили и казнили новгородскую верхушку и духовенство – говоря словами того же Костомарова, «церковников, бояр, детей боярских, городских выборных, приказных людей и знатнейших торговцев»; их начали терзать, пытать, жечь, волочить по земле (очевидно, привязывая к лошадям. – Д. В.), метать в Волхов, а с ними также и жен и детей…[438]
А городской рынок работал в обычном режиме, и на нем, кстати, опричники продавали награбленное: по свидетельству Г. Штадена, царь приказал купцам торговать и от опричников брать награбленное «по доброй уплате»[439]. И лишь в последние несколько дней расправы настала очередь города в целом. Кстати, новгородцы оказали сопротивление: по сведениям того же Г. Штадена, было перебито до 300 опричников. В ответ посад был разгромлен, рынок ограблен, ценную добычу опричники прикарманили, а такие товары, как сало, воск и лен, сложили в кучу и сожгли (опять-таки – вели себя как татаро-монголы: «вырубали леса, выдергивали виноградники…»).
Предыдущий голод привел в стены города много нищих; теперь их всех выгнали из города, и большинство погибло от голода и холода[440].
Сколько всего было перебито при новгородском погроме народу? Таубе и Крузе говорят о 15 тыс., при этом Валишевский считает, что этим авторам, сообщающим о том, что Новгород стоит на берегу Волги, доверять нельзя[441]. Однако иностранцы того времени вполне могли перепутать Волхов с Волгой. Алессандро Гванини, натурализовавшийся в Польше итальянец, участник Ливонской войны, а позднее профессор Краковского университета, говорит о 2770 чел., но добавляет, что это – «кроме женщин и простого народа».
И. де Мадариага приводит цифру 36 тысяч[442], а «Псковский летописец» называет цифру 60 тыс., однако если последняя цифра – правда, то речь идет не об одном Новгороде (население которого составляло тогда примерно 30 тыс. чел.), но обо всех разоренных в том походе землях (до Новгорода, как мы видели – Клин, Тверь, Торжок и множество сел и деревень, после, как увидим – Нарва и другие города). Новгородская «повесть» пишет о том, что каждый день топили в Волхове по 1000 человек, редко когда по 500, а расправа продолжалась пять недель (очевидно, именно путем такого подсчета получила свои 36 тысяч Мадариага). А. М. Курбский пишет даже о 15 тысячах в один день[443], что недалеко от Джерома Горсея с его совсем уж фантастической цифрой 700 тысяч.
Р. Г. Скрынников считает цифру в 10–15 тыс. погибших сильным преувеличением. Он упоминает о казни 2200 человек, но добавляет, что гораздо больше погибло от опричных бесчинств[444]. Отметим, что «по 1000 человек, редко когда по 500» – в самом деле многовато, если говорить обо всех пяти неделях. Однако если город в целом стал подвергаться разгрому только в последние несколько дней, то вполне возможно, что в эти дни как раз по 1000 человек в день и топили, а в предыдущие дни – значительно меньше; таким образом, в целом 10–15 тыс. за пять недель вполне могло набраться. Как бы то ни было, в любом случае минимум несколько тысяч погибло, и это явно не считая жертв голода. Кроме того, как уже сказано, опричники истребляли хлеб и скот (не только монастырский), что вызвало страшный голод в Новгороде и окрестностях, когда доходило до людоедства и трупоедства
