Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - [27]
А в октябре 1562 г. в письме к Крымскому хану царь называет тех, кто будто бы ссорил его с ханом (мол, «извел я их всех – теперь и дружить можно»): кроме Адашева и боярина Большого Шереметева, в этот список попал и Иван Висковатый, которого, однако, всего лишь отправили в «почетную ссылку» – послом в Данию, а в ноябре 1563 г. вернули в Москву[231]. Зато поплатился жизнью боярин Ф. Д. Овчина, попрекнувший Федора Басманова (сына Алексея Басманова) тем, что он служит царю «гнусным делом содомским», «а я, происходя из знатного рода, служу Государю на славу и пользу Отечеству».
Басманов пожаловался царю. Тот призвал Овчину к себе и велел ему выпить одним духом большой кубок вина. Боярин не мог осилить и половины, и тогда Грозный сказал: «Вот так-то ты желаешь добра своему Государю! Не захотел пить, ступай же в погреб, там есть разное питье. Там напьешься за мое здоровье». В погребе несчастного уже ждали палачи, которые его задушили[232]. При этом расправа с М. Репниным (виноватым, помимо поражения под Оршей, и в том, что он отказался надеть шутовскую маску и в ней плясать), Ю. Кашиным и Ф. Овчиной имела место в начале 1564 г., пока престол митрополита (после смерти 31 декабря 1563 г. Макария) был вакантен, без «совета» с высшим духовенством и боярством[233].
При этом, если говорить о причинах учреждения Опричнины, то нельзя даже сказать, что «чрезвычайная ситуация (по крайней мере, внешнеполитическая) требовала чрезвычайных мер» (это вообще стандартное оправдание для наших «борцов за несвободу» – мол, «время было такое»): даже если не говорить о том, что военные неудачи и боярские измены явно начались после самодержавного поворота царя, положение дел в середине 1560-х гг. отнюдь не было критическим. Военные действия шли с переменным успехом: после победы на Улле литовцы осенью 1564 г. без толку простояли под Полоцком, от которого отошли ввиду приближения войск В. С. Серебряного и К. И. Пронского; столь же неудачны были их действия под Черниговом и Альстом в Ливонии. Более того, в ответ на наступление литовцев русские 6 ноября 1564 г. взяли и сожгли Озерище; в огне погибла значительная часть гарнизона и жителей. А союзник Литвы крымский хан, так и продолжавший с самого 1555 г. войну с Россией (точнее, в феврале 1564 г. он заключил было мирный договор с нашей страной, но уже осенью его нарушил)[234], пытался взять Рязань, но после нескольких неудачных штурмов вернулся восвояси несолоно хлебавши[235].
Отметим, что штурм Рязани 2 октября русские отбили под предводительством или как минимум при большой роли уже упоминавшегося Алексея Басманова[236]. Это – один из немногих опричников, который умел воевать не только со своим народом, а не раз отличался и в боях с врагами. Примерно так же шли военные действия и в 1565 г.: в июне крымчаки потребовали от России ни много ни мало отдать им Казань и Астрахань, однако осада ими Волхова с 7 по 17 октября того же года кончилась неудачей[237]. Литовцы весной разорили Псковские земли до Острова, но в ответ летом русские под началом все того же В. С. Серебряного разбили их под Смилтеном и подошли к Вендену (ныне Цесис в Латвии) и Вольмару (ныне Валмиера в Эстонии)[238].
Перипетии учреждения Опричнины хорошо известны, повторим их вкратце, отметив только, что Опричнина началась почти ровно за 370 лет до сталинского Большого Террора. В начале декабря 1564 г. (за 370 лет до убийства Кирова) царь объявил: ему, мол, «сделалось известно», что «многие» не терпят его, не желают, чтобы царствовал он и его наследники, злоумышляют на его жизнь, посему он намерен отказаться от престола и передать правление «всей земле». Говорят, что при этих словах царь положил на землю царские регалии. 3 декабря он выехал из Москвы через Троицу в Александрову слободу (ныне г. Александров Владимирской области). При этом всем находившимся в Москве дворянам и детям боярским приказано было сопровождать его в качестве стражи. Отправились с монархом и его любимцы – тот же Алексей Басманов, М. Салтыков, А. Вяземский и другие[239]. Царь положил опалу в том числе и на казначея Фуникова, а из Москвы забрал и деньги, и драгоценности, что грозило расстроить работу всего государственного аппарата[240].
А уже 3 января 1565 г. от царя пришла грамота митрополиту о том, что монарх «гнев свой положил на… все духовенство, бояр, окольничих, дворецкого, казначея, конюшего, дьяков, детей боярских, приказных людей…» Далее следовали обвинения в злоупотреблениях начиная с малолетства Ивана Васильевича, в том, что перечисленные лица, а также бояре и воеводы «собирают богатства, а о государстве не радеют», притесняют «христиан», убегают от службы, а когда царь хочет их наказать, то духовные заступаются за виноватых. Духовные, мол, заодно с боярами и дворянами (обратим внимание: во «враги» записываются уже не только князья и бояре, но и дворяне) и приказными людьми (уже и «приказная бюрократия» – враги; кто же тогда друзья?!), покрывают их перед государем. Поэтому государь «не хочет более терпеть их изменных дел и поехал поселиться туда, где его Господь Бог наставит»
