Опоздать на казнь - [22]

Постепенно их стали обходить стороной. Никому не хотелось повстречаться с чеченцами на узкой дорожке — кто знает, что могло прийти в голову этим «диким горцам», как их называли в поселке городского типа, который носил звучное название «Имени Заветов Ильича». В просторечии «Заветка».

И только старый Автандил-ага одобрительно кивал, когда мимо проходили приятели Ахмет и Салман, костяшки рук которых были вечно разбиты, а на лицах всегда можно было заметить две-три свежие царапины.

Впрочем, к окончанию школы Ахмет остался один. Вот как это произошло.

В северной части поселка, которая примыкала к железнодорожной платформе, появилась шпана с соседней станции Пролетарская. Они приезжали по выходным, наведывались в местный клуб на танцы, после которых увязывались за местными девчонками, которых и тискали в ближайших подворотнях. Конечно, местные, «заветчики», как их называли, стерпеть такого не могли, и то и дело вспыхивали драки не на жизнь, а на смерть. Тем не менее хулиганье с соседней станции одерживало верх — ребята там были здоровые, крепкие, кроме того, на соседней станции находились железнодорожные мастерские, где всегда можно было добыть цепь, выточить кастет, а то и заточку. На Заветах же Ильича имелась только хлопкопрядильная фабрика, и то работающая вполсилы.

Так что противостоять «пролетарским» было положительно невозможно. Поэтому местные ребята постепенно оставили попытки им противостоять, заключили мирное соглашение, по которому пришельцы имели полное право хозяйничать в поселке.

Ахмет и Салман держались особняком во время этих разборок. К местным они относились корректно, но близко не подпускали. У Салмана уже была девушка, красавица Фатима, с которой он гулял по местному «бродвею» — площади, носящей одноименное с поселком название Заветов Ильича, где можно было зайти в кафе «Целинница», поесть мороженое, а потом и в клуб, где крутили кино. Обычно Ахмет сопровождал их, и только вечером, после сеанса, Салман говорил ему по-чеченски, что пора ему домой, и Ахмет, не обижаясь, возвращался. Ходить по поселку один он не боялся.

В этот день они гуляли до поздней ночи. И уже когда собирались возвращаться домой, в конце освещенной улицы появилось шестеро «пролетарских». Ахмет сразу узнал их.

— Салман, их много, — вполголоса сказал он.

— Не бойся, — ответил Салман. — Положись на меня.

Фатима по-чеченски не понимала, но ледяное спокойствие Салмана передалось и ей.

Они продолжали не спеша шагать по улице навстречу хулиганам. Те шли молча, лишь тихо посмеиваясь в предвкушении забавы.

— Эй вы, чурки малолетние, давайте-ка мы вашу девку проводим. А вам баиньки пора! — наконец раздался голос, когда они поравнялись с бандой.

Салман молчал. Впрочем, Ахмет почувствовал, как тот напрягся.

Кто-то из банды протянул руку к Фатиме. В темноте блеснуло лезвие ножа. Даже не ножа, это больше походило на тесак, который вытачивали в железнодорожных мастерских из вагонных рессор.

— Ну давайте, мальчики, — почти ласково произнес тот, кто вытащил нож. — Идите домой.

И схватил Фатиму за локоть.

Что произошло дальше, Ахмет запомнил очень хорошо. Салман оттолкнул Фатиму назад и сам отскочил. Потом выхватил из кармана что-то, тускло блеснувшее в свете грязного фонаря, освещавшего улочку.

— Еще один шаг — и я стреляю, — сказал он спокойно, сняв пистолет с предохранителя.

Ахмет глазам своим не мог поверить. В руке Салмана был настоящий пистолет!

— Ну ты че, вообще, оборзел! — «пролетарский», впрочем, не потерял хладнокровия. — Думаешь, я твоей пушки испугаюсь? Пуганый, и не такими сопляками, как ты. В прошлом году освободился!

И он сделал шаг по направлению к Салману.

Выстрел прозвучал коротко и глухо. Салман умудрился приставить дуло к грудной клетке «пролетарца», так что пуля прошла навылет. Он рухнул как подкошенный.

— Валим отсюда! — почти шепотом произнес кто-то из «пролетарцев», и они всей гурьбой побежали прочь, оставив тело своего товарища на потрескавшемся асфальте. Впрочем, и Ахмет, и Салман, и Фатима тоже быстро скрылись.

На следующий день весть об убийстве потрясла поселок. Ахмет немного волновался за товарища, но тот хранил олимпийское спокойствие. Он не сомневался, что «пролетарцы» не выдадут.

— Почему? — задал ему вопрос Ахмет.

— Потому что мы — чеченцы, — ответил Салман. — Если они донесут, то завтра их самих убьют.

— Кто?

— А ты не знал, что в Пролетарском живут мои родственники? Вот они и убьют. Кровная месть…

Так Ахмет первый раз ощутил себя частью народа, который способен постоять за себя и который нещадно отомстит за каждого.

Это было приятно. Это было спокойно — например, «пролетарские» больше не появлялись в их поселке. Это вселяло уверенность в завтрашнем дне.

Но у Ахмета не было родственников. Своих родителей он не помнил, говорили, что они погибли, когда ему было не больше двух лет от роду. Воспитывала Ахмета дальняя родственница. Кроме нее, Ахмет родных не знал. И рассчитывать на то, что за него кто-то объявит кровную месть, было глупо. И Ахмет решил, что единственный выход — научиться самому мстить за себя. Его поразил тот случай, когда Салман застрелил из пистолета человека. Ахмет понял: для того чтобы стать сильнее всех, надо иметь в руках оружие.