Опоздать на казнь - [18]

— Да нет, они на том карьере и двадцати минут не пробыли, — ответила Лена, — их видели, когда они туда шли. Не успели бы даже костер развести, не то что труп сжечь.

— Ну хорошо, — сказал Гордеев, пролистывая документы: протокол опознания, протокол с места обнаружения трупа, допросы свидетелей. — Слушай, вот тут сказано, что возле кострища свежие следы автомобильных шин типа «бриджстоун». У кого-нибудь из фигурантов подходящий протектор имеется? У мадам Дублинской есть машина?

— Имеется, «тойота», новенькая.

— Неплохо быть неработающей женой профессора. Она же дома сидит. К чему машина домохозяйке — на рынок мотаться за диетическим творогом, что ли?

Взгрустнув о своем джипе, оставленном в Москве, Лена возразила:

— Не скажи, Гордеев, машина — вещь в хозяйстве полезная, даже в домашнем.

Адвокат отоспался, отвел душу в комфортабельной белоснежной ванне, разительно отличавшейся от душа на теплоходе, и был готов к боевым подвигам. Осталось только решить, с чего же начать — рыть землю носом или бить копытом.

— Кстати, насчет земельки. Может, махнуть до этой самой «тойоты», да посмотреть на шины. На предмет идентификации и сравнения с оставленным у кострища следом, а, Ленок? — предложил Гордеев. — К тому же отпечаток протектора снимем.

— А что? Ты уже определился с подозреваемой? — поинтересовалась Лена.

— Ну подумай сама! Чем тебе не версия? Особенно учитывая наличие любовницы. Ревнивая жена узнает, что муж, вернувшись из загранкомандировки, немедленно подался к любовнице. Когда тот вернулся после любовных утех, она его душит и увозит на машине в лес, где и сжигает. А?

За окном их номера гудели поезда, уходящие с Московского вокзала. Переливались огнями Лиговский и Старо-Невский проспекты. На город опускался вечер. Но полоска заката на севере и не думала гаснуть. Шла последняя неделя коротких северных ночей.

— Сомнительно мне это, Гордеев, — отреагировала Лена.

— Сомнения можно развеять только фактами. Это первая заповедь следователя.

— А вторая? — насмешливо спросила Лена.

— Вторая… — задумался Гордеев. — Вторая к данному конкретному делу не относится. Давай-ка вспомним боевую молодость да отправимся на разведку. Вот только я сейчас Расиму позвоню, чтобы нам сразу анализ на соответствие сделать, а не ждать сутки да ночь.

— Что за Расим?

— Расим Магометович! Великий человек! Эксперт от Бога и для людей. Мы когда-то давным-давно, еще с Александром Борисовичем Турецким, так в Питере попали, ежели бы не ибн Магомет, ни черта бы не распутали. Так бы и сидели тут — головы ломали!

— Да ладно! — Лена рассмеялась. — Сидели бы вы тут, неломаемые головушки! Звони своему Расиму, да поехали!

Старый двор на Петроградской стороне. Классический питерский двор-колодец с уходящими вверх рядами створчатых окон, сохнущим бельем и обшарпанными стенами домов… Тишина и благолепие. Ни тебе развороченных мусорных баков, ни следов от «выгула собак». Отсутствовали даже обязательные подростки с гитарой и граффити на стенах. Только высокие серебристые тополя забрасывали двор пухом. Тишь, гладь, божья благодать. Даже бабушки на скамеечке возле роскошной клумбы не сидели, не толпились, не сплетничали. Ну это, наверное, по причине позднего времени. Ночь, хоть и светлое небо.

— Кстати, а почему мы не возьмем пробу открыто, к чему все эти тайны? — в который раз поинтересовалась Лена.

— А зачем лишний раз светиться, сама подумай? — ответил Гордеев. — Дублинская у тебя пока даже не подозреваемая, так что лучше, если мы возьмем пробу скрытно.

Машина ждала в подворотне. Юрий хотел сначала ее отпустить, но Лена настояла, чтобы водитель их ждал, пусть лучше машина будет под рукой, а то в такой час ловить такси будет проблематично. Лена с Гордеевым, как завзятые преступники, подкрались к стоящей у парадного номер два новенькой синей «тойоте». Гордеев присел перед машиной на корточки, достал из кармана перочинный нож и маленький полиэтиленовый пакетик. Дотронувшись до колеса, он тут же отдернул руку — взорвалась оглушающим воем сигнализация. Юрий сделал прыжок в сторону Лены. Из окон начали выглядывать жильцы. Раздавались недовольные крики:

— Что там за хулиганье! Сейчас милицию позовем!

Хлопнула дверь парадной. Кто-то вышел во двор. Лена, тут же сориентировавшись, бросилась Гордееву на шею. Они застыли в длинном поцелуе. К синей «тойоте» подскочил мужик в тренировочных обвисших штанах и в кожаной безрукавке. Пнул машину ногой. Сигнализация умолкла.

— То-то! — со значением сказал мужик и ушел, не обратив на Лену с Гордеевым никакого внимания.

Как только за ним хлопнула дверь парадной, Лена оторвалась от Юрия. Засмеялась:

— Это не та машина…

— Как не та? «Тойота», серая…

— Какая серая, дальтоник! Ты к синей полез, вон та — возле стены стоит.

— Черт! Ночью все «тойоты» серы.

Гордееву не хотелось отпускать Лену, но та жестом ему указала — иди, мол, займись делом.

Расим Магомедович Амирасланов заваривал чай. Делал он это неторопливо, с наслаждением. Предвкушая скорое наслаждение ароматным напитком.

Процесс приготовления чая требовал серьезного подхода. Даже на работе Расим хранил припасы различных трав, призванных улучшить вкус любимого напитка. Именно на работе Расим проводил большую часть своей жизни, и поэтому лишить себя любимого напитка на долгие ежедневные восемь часов он не мог. Как говорил сам Расим Магомедович: «Две трети жизни — на работу, треть — на сон и оставшиеся сотые доли времени — на мелкие увлечения».