Опора - [19]

– Нет. Выслушай меня, Пэкстон. Я не изменяю тебе, этот ребенок на сто процентов твой, – начала я самым спокойным голосом, на который была только способна, надеясь этим успокоить его. Он был в ярости.

– Открой гребаную дверь, Габриэлла.

Ни за что. Мне был знаком этот тон, и я могла представить соответствующее ему выражение лица, то, как он произносил слова сквозь зубы.

– Я не открою дверь, пока ты не успокоишься.

– Я пойду к машине, возьму пилу и срежу эту дверь к чертовой матери. Открой дверь.

Ручка с моей стороны зашаталась, и я встала, молясь, чтобы тут стояли хорошие замки. Я отошла на несколько шагов назад и снова воззвала к нему.

– Пэкстон, пожалуйста.

– Нет, Габриэлла, к черту это. Ты ударила меня по яйцам. Я не собираюсь прощать это.

– То есть хватать меня за волосы было нормально? Да пошел ты со своими двойными стандартами, – закричала я внезапно, словно биобаба.

Но это на мгновение поразило его.

– Ты права. Я не должен был этого делать. Открой дверь.

– Ни за что. Я больше не та Габриэлла. Ты не можешь манипулировать мной. Попробуй лучше.

– Открой гребаную дверь, – приказал он снова, громко стукнув по двери. Уверена, там осталась вмятина.

Идиот.

Я сохраняла дистанцию и говорила с ним на расстоянии метра от двери.

– Ты только все усложняешь, Пэкстон.

– Нет, это твоя задача. Открой чертову дверь, Габриэлла.

– Я не открою, Пэкстон. Только когда ты успокоишься.

У меня началась паника, когда я не услышала ответа. Он ведь не был настолько обезумевшим, чтобы действительно взять пилу. Правда?

– Пэкстон?

Ничего.

Отлично.

– Пэкстон?

И снова тишина. Я крутила себе руки, не зная, что делать. Он ни за что не станет втягивать в это кого-то из детей. Хотя с другой стороны, в нашей комнате и раньше было очень громко, и они никогда не задавали вопросов. Пэкстон не зря поставил звукоизоляцию. Я знала, что внизу ничего не слышно. Подождите. Откуда я это знала? Я нервно тянула за пальцы, ожидая каких-то звуков. Каких угодно, кроме капающей воды за моей спиной. Но в комнате было мертвенно тихо. Капли стучали синхронно с сердцебиением в моих ушах – четкое пумп, пумп, пумп, пум, кап, кап, кап, кап.

– Пэкстон, я не шучу. Прекрати. Не смей тащить сюда пилу, – позвала я и тихонько подошла к двери, чтобы приложить к ней ухо.

– Мерзавец, – сказала я вслух, раздумывая, что делать дальше. Я знала, что нужно спуститься вниз, пока он не вернулся с гребаной пилой. Знала, что он может воспользоваться ею, но точно не внизу. А если мне удастся пробраться к одной из детских, будет еще лучше. Он ни за что не станет так пугать детей. Я тихонько открыла замок, все еще прислушиваясь к звукам за дверью. Так ничего и не услышав, повернула ручку и приоткрыла щелочку.

Пэкстон ухмыльнулся, глядя на меня по другую сторону.

– Глупая рыбка.

Я изо всех сил толкнула дверь, чтобы вновь закрыть ее, но мои махровые носочки не могли сравниться с силой мужа.

– Я беременна. Ты не можешь ударить меня, – закричала я, выставив руки между нами. Он мог сломать их, даже не моргнув.

– Не смей так больше делать. Ты меня слышишь?

Это вызвало другую вспышку, снова изменившую счет. Пэкстон позволил злости взять над ним вверх и зашел слишком далеко. Это было не прошлое, вспоминать которое я не хотела. Это был день аварии. Пэкстон толкнул меня головой в раковину, только то была не раковина, а стол. Его стол.

– Я звал тебя час назад, – сказал Пэкстон, наматывая мои волосы на руку и толкая лицом в стол.

– Прости, они не привыкли, что ты дома в течение дня. Не всегда спят днем.

– Я просил оправдываться?

Я чувствовала, как юбка моего сарафана поднимается, а стринги врезаются в попу, но молчала. Приняла наказание, закрыв глаза и ничего не ощущая. Совсем ничего. Я не боялась его, я была ничем и чувствовала это. Ничего. Пустота была такой глубокой и одинокой, что я презирала ее всем своим нутром. Я не ощущала шлепков его руки по моим ягодицам, не чувствовала, как он растирал жжение, но знала, что ударов было девять. Я считала их в уме, уставившись на фото нас четверых на фоне искусственного дерева. Не было ни одной эмоции. Совсем ничего. Даже боли, которую должны были вызвать шлепки.

Я ничего не чувствовала, когда он обошел стол и трахнул меня в рот. Ничего. Я ничего не видела, когда Пэкстон достал бутылочку со смазкой из ящика стола, словно это было чем-то обыденным, и выдавил его мне между ног. Я не чувствовала, как он вошел в меня, не чувствовала, как он держал меня за волосы, трахая сзади. Я была призраком, неспособным на чувства.

 

– Габриэлла?

Я знала, что он как минимум дважды звал меня, прежде чем я услышала его. Я уставилась на Пэкстона, уже не склоненная над раковиной, но с пустым взглядом.

– Господи Боже, Габриэлла. Скажи что-нибудь.

Я не могла говорить. Не знала, что произнести. Видение было быстрым, но неоспоримым. Даже слишком реальным.

– Оставь меня в покое, – сказала я, пытаясь обойти его. Конечно, Пэкстон не мог допустить этого. Я же сдаваться не собиралась.

– Ты не убежишь, Габриэлла. Чего ты ждала? Я слышал тебя собственными ушами. Ты сказала кому-то перезвонить, когда твоего мужа не будет дома. Я слышал тебя. С кем ты говорила, Габриэлла? Скажи мне.