Описание Западной Сибири - [7]

Покорнейше прошу ваше высокоблагородие представить сие мое прошение в подлиннике господину начальнику губернии, ибо я с отходящей почтой представлю оное в копии его превосходительству с тем, чтобы прошение сие было повернуто на благоусмотрение господина генерал-губернатора Западной Сибири.

На подлинном написано: государственный преступник Ипполит Завалишин.

Тобольской губернии

город Курган.

Ноября 25 дня 1851 г.

С подлинным верно: [...] городничего Тарасевич.

ГУ ГАОмскО. Ф. 3. Оп. 13. Ед. хр. 18298. Л. 72–73 об.

* * *

Ваше высокородие Александр Николаевич!

Вслед за поездкой сюда капитана корпуса жандармов г. Смолькова[13] писал я 13 сентября господину генерал-губернатору и изложил подробно причины, почему поездка сия не могла привести ни к какому полезному результату.

18 октября, когда Тарасевич вздумал оподозрить меня в зажигательстве, писал я опять к Густаву Христиановичу.

Дошли ли оба письма сии, я что-то плохо верю, ибо господин генерал-губернатор на первое письмо мое к нему от 14 июня сам непосредственно благоволил отвечать мне чрез здешнего исправника от 6 августа из Омска за № 97. А первая моя жалоба заключала в себе обстоятельства, уже давно известные из дела бывшего учителя Лыткина[14]. Возможно ли после этого, чтобы его высокопревосходительство умолчал на письма мои от 13 сентября и 18 октября, заключавшие в себе такие важные проступки, как покушение отравить меня и оподозрить меня в зажигательстве?

Наконец, 4 ноября, меня сделали уже вором! Прежде сего я писал тоже и к г. Энгельке 18 октября. Потом писал ему 8 ноября. А теперь пишу в третий раз и к вашему высокородию, прилагая копию с нового прошения, мною 25 ноября в градскую полицию поданного. Не пора ли положить этому всему предел и удовлетворить меня во имя правды, закона и совести?[15]

Все это, милостивый государь Александр Николаевич, очень-очень худо. Здесь такие чудеса делаются, что, право, стоило бы разобрать их хорошенько и обратить строгое внимание на действия местного начальства. Кажется, довольно было писано, оставалось лишь проверить совестливо. И тем более, что писал все это не мужик и не крючкотворный ябедник, а я, которому можно было дать поболее вероятия, ибо вся жизнь моя есть служение слову истины.

Не знаю, дойдет ли и это письмо мое до Вас. Но, во всяком случае, я предупреждаю, что подожду ровно три недели, а потом отправлю дубликат сего письма моего к г. начальнику 8 округа корпуса жандармов, как только можно будет вернее и прямее для докладу его высокопревосходительству Густаву Христиановичу. Нет других средств раскрыть правду. А те чудеса, которые здесь со мной делают, достаточно извинят меня пред правительством, если я и поступлю не по букве закона. Ибо и в этом последнем деле купца Шишкина не он виноват в сущности. Он мужик, из кабака вышедший, и думает, что все возможно. А виноват Тарасевич, подавший пример своеволия и забвения своих обязанностей. Это все его штуки.

Я же нахожу, что пора все это кончить. Это отвлекает меня от занятий полезных, утруждает главное. Начальство края тоже решительно без всякой пользы для службы вовлекает в переписку совершенно пустую, а часто и смешную, и все из-за того, что личность Тарасевича тут должна пострадать за свои же глупости. Ну стоит ли он всего этого, и если он не умеет вести себя, как следует начальнику города, стоит ли он тоже, чтоб из конца в конец губернии возбуждал толки, смех, пересуды и злоречие, набрасывать этим самым как бы тень и на начальника губернии, который будто унять его не в силах? Я этому не верю. И скорей полагаю, что истина до Вас не доходит, а может, и самые мои письма. Иначе его бы давно убрали.

С глубочайшим почтением имею честь быть, милостивый государь Александр Николаевич!

Вашего высокородия покорный слуга Ипполит Завалишин.

г. Курган,

29 ноября 1851 года, к № 31.

ГУ ГАОмскО. Ф. 3. Оп. 13. Ед. хр. 18298. Л. 70–71 об.

* * *

Получено в отделении от г. чиновника особых поручений

Почекунина 27 июля

Ваше высокопревосходительство Густав Христианович![16] Хроническая болезнь, коей я издавна подвержен – геморроидальные приливы крови и повременная сильная глухота, вынудила меня в мае 1850 года просить бывшего генерал-губернатора князя Горчакова об увольнении моем в города Тюмень, Тобольск и Омск сроком на 2 недели для совещаний с опытными врачами и закупки необходимых мне лекарств, к чему здесь ни людей, ни способов нет.

Медицинского свидетельства я не представлял, и князь от меня оного не требовал, ибо в бытность мою в г. Омске в ноябре 1848 года лично удостоверился в моем болезненном положении. По сношении с графом Алексеем Федоровичем Орловым я получил в сентябре исспрашиваемое мною разрешение и на 2 недели, но по причине позднего времени года и продолжительных ненастий должен был ограничить поездку свою Тюменью, где и прожил сии 2 недели под руководством штаб-лекаря Черемшанского и запасся лекарствами из тамошней вольной аптеки.

Ныне, по истечении почти четырех лет, и прострадав целую зиму, я нуждаюсь опять в совете опытных врачей и в новом запасе лекарства.

Покорнейше прошу ваше высокопревосходительство или благоволить уволить меня ныне же в город Омск сроком на две недели, или, если Вы сего сами сделать не можете, снестись ныне же с господином шефом жандармов, дабы я мог еще в конце августа предпринять сию поездку в теплое время года.