Описание Западной Сибири - [125]

Слѣдуя по теченію рѣки Шиша, сначала верхомъ, потозгь вѣшкомъ, а потомъ и по драницамъ, да кой-гдѣ и на ходуляхъ – достигли мы собственно «Васьюганъморя», примерно въ 250 верстахъ отъ Иртыша, гдѣ сходятся вершины Шиша, Туя и Уя. Разстояніе это измеряли мы часами, полагая однако ходу въ часъ только по 3 версты, – большая скорость здѣсь невозможна. Верстъ за 100 отъ Иртыша страна прпмѣтно возвышается, такъ что на многіе увалы и холмы мы вынуждены были подниматься по крайней мѣрѣ часа два. Впечатлѣніе, какое производить здешняя местность, вовсе не похоже на то, которое мы испытали ныне за Обдорскомъ и на прибрежьи Ледовитаго океана, и какое испытывали некогда между Якутскомъ и Ниижнекодымскомъ въ Восточной Сибири – впечатлѣніе пустыни, раждающее невольное чувство страха и унынія... Живо сознавали мы тогда свое одиночество, жаждали общества, двпженія, проявленія дюдскости. Но пустыни здешняго «дикаго рая», полныя свойственной лѣеамъ гармоніи, ихъ роскошная растительность, великолепные ковры цвѣтовъ и влажно-бархатистой, густо-сочной и шелковисто-мягкой зелени, кристальный воды озеръ, ропотъ рѣкъ и рѣчекъ. съ усиліемъ пробивающихся сквозь эти дремучія дебри, наконецъ жизненная сила во всемъ и на всемъ: звери, птицы, насѣкомыя пресмыкающіяся: – все это, такъ сказать, кишащее въ этомъ первобытномъ мірѣ, именно какъ бы онъ только что вышелъ изъ рукъ Творца всяческихъ... Тутъ нетъ мѣста унынію и страху, не тяготите человека одиночество. Благоговейное умиленіе, какая-то тихая радость, вотъ что наполняете сердце. Воображаете себе таинственную седьммцу міроздаиія, когда все получило жизнь и голосе и невольно спрашиваете себя: «гдѣ первозданный человеке этого эдема?» Ибо все благоухаетъ, все цвѣтетъ, все радостно движется; а недостаетъ только его, вѣнца божественнаго творчества, его, въ первобытной чистоте и невинности.

Однажды остановились мы для ночлега среди едва проходимой дебри гигантскихъ лѣсовъ, на берегу безыменной и быстрой рѣчки, съ крутыми подъемами, шириной всего сажени въ две, вблизи неглубокаго обрывистаго оврага съ одной стороны, и кристальнаго озерка съ другой. Было только шесть часовъ; но въ лѣсу уже становилось заметно темно. Разложивши яркіе огни и навесивши на железные треноги походные котелки, принялись мы кипятить воду. Между темъ охотники разсыпались по окрестности, чтобы настрелять дичи къ ужину. Не прошло получаса – онп натащили глухарей, куропатокъ, утокъ, и приволокли двухъ ширныхъ козуль. Такое обиліе разеьшано въ этой дремучей тайгѣ! После сытаго ужина составили мы кружки около пылающихъ огней. Пѣсни, смѣхъ, говоръ раскатывались по этимъ безпредельнымъ лѣсамъ какимъ-то громовымъ эхомъ, распрыскивались тысячами разнороднѣйшихъ голосовъ и звуковъ. Медвѣди, волки, гуси, утки, певчія птицы, даже лягушки, пробужденный этими, можетъ быть отъ сотворенія міра, неслыханными у нихъ хозяйничаньями человека – заревели, завыли, закричали, засвистали, заквакали. При треске пылающихъ костровъ все это вторилось по дебри какой-то ужасающей мелодіей. Между темъ заревѣлъ вѣтеръ, начали раскачиваться верхи громадныхъ кедровъ, ляственницъ, елей, сосенъ; разыгралась быстрая рѣчка и всё это слилось своими голосами съ тѣмп звуками, которые уже наполняли окрестность. Яркое же пламя, озаряя всю эту окрестность, представляло намъ громадныя деревья какимито багрово-зелеными чудовищами, принимающими непрерывно новые виды и новыя Формы. Всплылъ мѣсядъ, ударилъ широкими лучами на озерко и разбрызнулись они купиной драгоцѣнныхъ камней въ этихъ свѣтлыхъ водахъ, какъ въ хрустальной чашѣ.

Долго наслаждались мы этой дивной картиной. Въ четыре часа утра, кромѣ насъ, все мирно спало... Вѣтеръ утихъ, замолкъ и дремучій лѣсъ. Даже журчанія рѣчки мы уже не слыхали. Торжественная тишина и спокойетвіе, насъ окружившія, были до юго поразительны, что мы отошли отъ угасавшихъ огней немного въ сторону и усѣвшись на огромной колодѣ, долго еще мечтали, не могли оторваться окомъ, слухомъ, душой и чувствами отъ этого высонаго поэтическаго зрѣлища. И вотъ на вершинѣ деревъ и на открытой лѣсной полянѣ около озерка показался сперва тусклый свѣтъ, какъ бы носящіяся по воздуху полубѣлын полосы... Вотъ и заалѣлъ востокъ... И вдругъ все живо пробудилось. Казалось, что самый деревья, цвѣты, травки ожили, закачавъ тихо своими вѣтвями и стебельками. Солодковый корень, алан сарана, морковникъ, паноротникъ, земляной ладанъ, бѣлоголовникъ, чемерица, лабазникъ, сибирская пурпуровая и бѣлая лилія, чудныя незабудки, колокольчики, ФІалки, оживленный сыростью почвы, свѣжеетью воздуха, – наполняли окрестность своими роскошными испареніями. Насѣкомыя и гады первые нарушили спокойствіе пустыни. Расправивъ крылышки и ножки, онѣ полетѣли, поскакали, поползли, зажужжали, засвистѣли, зашипѣли въ травѣ и въ кустарникахъ. На этихъ возвышенностяхъ нѣтъ тарскаго и барабинскаго бича – комаровъ, пауковъ, микроскопической мошки; воздухъ былъ чудно чистъ, невыразимо благоухагощъ, упоительно свѣжъ. Змѣи и ящерицы, быстро переползая и перебегая съ вѣтки на вѣтку, съ сучка на сучокъ, устремили любопытные глаза на красные угли угасавшихъ огней, на спящихъ людей, на насъ и нашъ таборъ. Мы видѣли, какъ они отворяли пасти, нюхали, какъ бы стараясь разгадать, что это за предметы, невиданные ими дотоле. И вдругъ, какъ бы понявъ, что тутъ «люди», опрометью, съ пискомъ и шипѣньемъ скрылись въ лесной чащѣ. Между тѣыъ зачирикали, засвистали, запѣли чижи, зяблики, перепелки, жаворонки, скворцы, соловьи и вся семья иернатыхъ. Озерко и ближайшія болота огласились смѣсью голосовъ водныхъ птицъ. «Ронжа» (птица принадлежащая къ породе дятла) и бѣлка залетали по кедрамъ и принялись ѣсть орѣхи. Шумно и весело бѣгали и прыгали дикія козы, зайцы, лисицы, соболи, горностаи. Два волка показались за озеркомъ, у опушки леса; а на противоположной сторонѣ рѣчки высунулась изъ чащи огромная морда лося. Хозяине этой дремучей пустыни, черный медведь, съ какимъ-то веселымъ хрипѣньемъ и тихимъ ревомъ вылѣзъ изъ оврага, и съ трескомъ ломая молодыя древесныя поросли, пришелъ пить къ рѣчке. Но проснулись наши спутники, зашумѣли, засуетились, начали разводить опять огни, наставлять котелки и чайники... И вдругъ вся эта лесная семья остановилась, какъ вкопаная; начала вглядываться. прислушиваться, робко поднимать голову, озираясь; чрезъ несколько минутъ все скрылось въ глубине лѣса.