Опережая некролог - [55]
Кстати, я у Валеры на фотографиях всегда с рюмкой и закуской. Это хамство, потому что у меня кроме рюмки есть еще другая профессия. Он это всегда игнорировал. Но я не обижаюсь. В его альбомах идут подряд портреты гениальных писателей, художников и актеров, и для вздоха и оттяжки они периодически чередуются со мной при пол-литре. В этом – элемент моей надежды на бессмертие.
Когда думаешь о Валере, возникает ощущение фундаментальности и стойкости характера. Я знаком с ним много лет и не помню, чтобы он хоть раз изменил себе.
Аркадий Ваксберг
Шуре Ширвиндту – с любовью без коварства.
Твой Аркадий Ваксберг
2008
Очень хочется пополнить произведение людьми, которые интеллигентностью, умом и образованностью выгодно отличаются от автора. К таким относится Аркаша Ваксберг и еще, пожалуй, пара человек, которые, к сожалению, в этой книге не присутствуют.
Новелла Матвеева
Глубокоуважаемому Александру Анатольевичу Ширвиндту – от поклонницы Вашего таланта и Вашего взгляда на вещи.
1998
Я поймал себя на мысли… Прекрасное, кстати, выражение. Как это понять? То ли употребляющий его первый раз в жизни мыслит, то ли у него такой склероз, что нужно ловить себя в момент, когда случайно влетела мысль. А выражение очень ходкое. В общем, я поймал себя на мысли, что, перелистывая страницы подаренных книг (сейчас написал глупость: ничего я не перелистывал, а просто читал автографы), натыкаюсь на послания людей, с которыми либо вообще не был знаком, либо был знаком шапочно. И я подумал: чего о них писать, если я их лично не знаю (хотя сейчас очень модно рассуждать о том, в чем ничего не соображаешь). А потом решил, что это нерентабельно, так как вся жизнь строится на рекламе и саморекламе, и что же я буду упускать возможность прорекламировать неожиданно хорошее отношение к себе замечательных людей, с которыми почему-то незнаком или знаком шапочно.
Новелла Матвеева была абсолютно редким существом: самобытный поэтический дар, музыкальная персональность и, конечно, голос. Такое не придумаешь, не выучишь и даже не спародируешь. Да и сама фраза Новеллы в мой адрес – парадоксальна. Почему-то Новелла меня не просто уважала, а глубоко. Как можно глубоко уважать, когда с человеком незнаком? С другой стороны, писать «поверхностно уважаемому Александру Анатольевичу Ширвиндту» – грубовато. Но это полбеды. Дальше она переходит к моему таланту, поклонницей которого являлась, и моему взгляду на вещи. Но о каких конкретно вещах она говорит, не расшифровывает. Потому что общего имущества у нас не было, я ей ничего не дарил, она мне тоже, и поэтому здесь «вещи» также надо понимать поэтически-виртуально.
Юнна Мориц
Обнимаю.
1981
У каждого поэта, художника, артиста были разные периоды: синий, голубой, зеленый, красный, желтый, черный. Если биография длинная, то и спектр цветов широкий. А еще если в спектре каждый раз – новое мировоззрение, то это, возможно, говорит не о беспринципности, а о широте восприятия.
Здесь явно период туристической ностальгии. Юнна, мало меня зная, уловила суть моих желаний. Я на самом деле хотел бы жить в шатре типа палатки, жечь там костер, потому что лучше огня и воды ничего на свете нет. А топить собой во время чумы – это тоже вполне разумная мысль, потому что во время чумы до крематория добираться опасно.
Владимир Любаров
Александру Анатольевичу, остроумием которого я восхищаюсь!
2011
Я не знаю, каким моим остроумием восхищается Любаров, потому что я лично ему, к сожалению, никогда не острил. Тут два варианта: либо он меня где-то застал шутящим, так как в театр он не ходит и поздно ему привыкать, либо ему пересказывает шутки моя коллега актриса Оля Кузнецова, его подруга, приносящая мне его альбомы и календари, которыми моя супруга завесила всю дачу и часть участка, потому что, в отличие от него в отношении меня, с полным основанием является его ярой поклонницей.
Игорь Кваша
Таточка и Шурёна! Обожаемые мои!
Так много мы помним, что аж страшно!
Люблю вас обоих!
Здоровья!
Ваш Кваша
2008
Игорь всегда жил с ощущением необходимости срочно что-то сделать для друзей. Если он не успевал сегодня, он связывался по телефону ночью и обещал исправиться завтра. И еще он был великий спорщик и всегда знал все, даже то, чего никогда не знал. Вспоминаю, как он напросился на бега, сказав, что никогда в жизни там не был, но давно мечтает. Мы с Аркановым взяли его с собой, предупредив, чтобы он не спрашивал, где лошадь, вел себя тихо и не позорил нас, заядлых ипподромщиков. Буквально через час Игорь, освоившись, уже категорически рекомендовал ставить на ту или иную лошадь, журил нас за некомпетентность и говорил, что больше нас с собой на ипподром не возьмет. И так во всем. Максималист в дружбе, любви и профессии.
Так как я крупный писатель и каждое мое новое сочинение пользуется огромным успехом и выходит неслыханным тиражом, то основная задача издателей – попытаться хоть пару экземпляров продать. Для этого есть такие хитрые уловки, как презентация нового издания в книжном магазине. Книжка выставляется чуть ли не на тротуар, рядом обычно портрет автора, если его лицо не противнее самой книжки, в богатых книжных магазинах все время звучит вокзальное предупреждение, что буквально через пару часов в левом углу за стеллажом «Народная медицина» состоится встреча читателей с автором, который расскажет о создании книжки и раздаст автографы. Несколько случайных старух и стайка девушек, сбежавших с занятий, восторженно ждут авторских откровений. Автор в моем случае откровенно говорит, что он не писатель, но с удовольствием распишется на своем произведении. Это тонкий ход, ибо после такого воззвания старушки и девушки вынуждены вскладчину купить хотя бы одну книгу и попросить коллективный автограф.
