Опережая некролог - [32]
Позже благодаря Грише появилась машина уже у самой Наталии Николаевны. Заняв у него деньги, поскольку его пьесы шли по всей стране и он был состоятельнее нас, мы купили машину. Я сказал Грише: «Не волнуйся, я сейчас продам свою старую машину и верну тебе долг». На что он ответил: «Не надо, не продавай. Для тебя я в состоянии подождать. Вашей семье пора иметь две машины».
Гриша жил на Тверской. В начале 1990-х в его доме чуть ли не впервые в Москве открыли ночной бар. Это был центр бандитизма. В полночь там начинала греметь музыка. Гриша спускался и, стоя у входа с «качками», кричал: «Я вас снесу!» «Качки» в недоумении смотрели на шепелявого крепкого дядьку. А он продолжал орать на эту мафию, которая тогда практически руководила страной. Иногда он брал с собой соседку, первую метрополитеншу страны, которой было лет 120. Она выходила с орденом Ленина и в комсомольской косынке 1920-х годов. Так они стояли вместе, как рабочий и колхозница. И победили!
Гриша был человеком очень стыдливым, ему было стыдно за все. За кого-то, за что-то, за то, что происходит, за то, что друг не туда влез, не туда поперся, не то вякнул. Гриша был младше нас, но постепенно, с годами, стал таким ребе. Сейчас уже понимаешь, что он был человеком, философски мыслящим. Все наши передряги, фонтаны актерско-режиссерско-богемных эмоций он всегда умел приглушать. Говорил: «Тихо, тихо, разберемся…» Он стал мудрецом. Очевидно, он им и был, но мы этого не понимали. А потом поняли. Он оказался мудрее всех нас. Но при этой мудрости в нем был большой детский наив.
Пьесу «Счастливцев – Несчастливцев» Гриша писал к юбилею Миши Державина. Никак не могли найти режиссера. Гриша дожал Петю Фоменко, он начал репетировать. Репетиции проходили в Доме актера, потому что в Театре сатиры не разрешали – пьеса не понравилась Валентину Николаевичу Плучеку. Потом Петя заболел, и Гриша со мной и Державиным два месяца окучивал Сережу Арцибашева. Обычно авторы отдают пьесу – и делайте что хотите. Гриша ездил к нему, переписывал что-то. Это тот случай, уже забытый, когда автор работает с театром.
Салтыков-Щедрин, Гоголь, Булгаков, Зощенко, Володин, Рощин, Горин и еще несколько замечательных сатириков, к несчастью, ушли от нас. Будем ждать свидания.
Михаил Шемякин
Дорогому моему Дяде Шуре, Большущему Актеру Ширвиндту – с Неизменной Любовью!
2008
Как-то Аркаша Арканов пришел ко мне и сказал: «Толя Лысенко хочет рискнуть послать нас с тобой в Америку – проехаться по знаменитым эмигрантам». Анатолий Лысенко – создатель очень много разного на очень многих каналах нашего телевидения, да и самих каналов тоже, и вообще он человек мудрый и всегда немножко передовой. Мы поехали. Нашелся эмигрант-продюсер, нам дали оператора и звукооператора. И мы – по тем временам это было совершенно нереально – пообщались с Иосифом Бродским, Михаилом Барышниковым, Эрнстом Неизвестным, Вилли Токаревым, Михаилом Шемякиным… Эти люди реагировали на нас по-разному. Те, с кем мы были знакомы до их отъезда, думали, что либо мы провокаторы, либо сошли с ума. С Бродским мы были знакомы шапочно. Мы долго сидели в ресторане «Самовар». Иосиф пил, внимательно слушал, был настороженно-доброжелателен и за пару часов нашего общения, по-моему, не сказал ни одного слова. В этом походе мы наконец добрались до Шемякина, который потряс меня своей радушной беспринципностью. Он ничего не подозревал и ничего не скрывал. Он просто общался и показывал. Более того, пригласил в свое поместье с огромным парком, где через каждый гектар стояла какая-нибудь его статуя, детально показал свой ангар-мастерскую, необыкновенно трогательно вспоминал о Володе Высоцком. Это вообще редкое свойство самовлюбленных людей, когда дружишь с кем-то выдающимся и не используешь дружбу как элемент биографической рекламы, не тенденциозно, якобы горько, выкраиваешь эпизоды негатива ушедшего друга, а совершенно бескорыстно восхищаешься его мощью и подкрепляешь это огромным количеством вещественных и изобразительных доказательств. Так, Шемякин показал нам все – начиная с совместных альбомов и заканчивая гитарой Высоцкого. Кстати, когда мы с Аркановым вернулись и отдали материал Лысенко, оказалось, что изображение очень хорошее, а звук – абсолютный брак. Эфир это немое кино, конечно, не увидело. А концов мы не нашли.
Булат Окуджава
Шуретате – с неизменной любовью.
Булат
1984
Тате с поцелуйчиками.
Булат
1988
Всю жизнь я мечтал научиться обращаться со звукотехникой. Когда вокруг меня существовали Аркаша Арканов и Андрюша Миронов, фанаты способов звукопроизведений, вся появляющаяся аппаратура была всегда у них, как бы трудно она ни доставалась, а у меня стоял какой-нибудь «Аккорд». Когда-то мне Миронов, Захаров и Горин подарили первый магнитофон рижского производства – маленькую фигню с двумя колоночками. На магнитофоне было наклеено Sony, на одном динамике – Grundig, на другом Philips. Чтобы я получил фирменную вещь.
