– За что сидел, касатик? – начал разговор старик.
– Как все – за измену Родине.
– Ты за всех не расписывайся! Вот я – пять ходок имел, а политической – ни одной.
– Выходит, ты рецидивист, батя?
– Не… Завязал… Кровью смыл позор. В партизанском отряде.
– Ясно. Командира как звали?
– Макс!
– Где он сейчас, не знаешь?
– Говорят, снова заседает в обкоме, только проверить не могу, в Калинин надобно ехать, а нечем. А ты чего интересуешься? Знакомый, небось?
– Знакомый.
– А ещё кого знаешь?
– Нет. Хотя постой… Афоню помню.
– Сидоркина?
– Точно.
– Тот тоже большим человеком стал. Нашим районом заправляет!
– Понял. Надо бы собраться к нему в гости.
– Давай, ежели не боишься.
– А чего бояться?
– У Афони разговор короткий. Сначала в лоб, а потом: «Ты кто такой?»
– С каждым?
– Почти. Он как лишнего выпьет – совсем дурной становится.
– А когда трезвый?
– Таким его после Победы ещё не видели… Что ж, слезай служивый, мне налево, а тебе прямо. Глянь, какое раздолье кругом. Ни конца ни краю не видать!
– А рыба есть?
– Куды она денется? И рыба, и раки… Бабы, бывало, в воду голые полезут, а оне, сволочи, тут как тут… Клешнями за волосьё цепляются и не отпускают, пока на берегу не окажутся… Однажды мы таким способом целую бочку набрали!
– Ох, и фантазёр же ты, батя…
– Не веришь? Гадом буду! – припомнил Агафон самую распространенную воровскую клятву.
– Ладно, давай, до встречи.
– Будь здоров, служивый!
– И ты не хворай… Окажешься рядом – забегай на огонёк.
– А где тебя искать?
– Улица Дельская, слыхал такую?
– О, это ж у чёрта на куличках! В самом конце Весьегонска. А ты чё, не местный?
– Нет, тверской. Как ты догадался?
– Там местных не осталось. Всех вывезли в Карелию… Один только дед с немым мальчишкой да пару баб возле него…
– Одна из них – моя. Самая красивая!
– Ждёт?
– Конечно. Под присмотром она. Надёжным.
– Эти надёжные – самые главные предатели. Я свою один раз оставил. С корешем. До сих пор прийти в себя не могу…
– Этот не подведёт! Ну, до свидания, Агафон, как тебя по батюшке?
– Иванович.
– Держи лапу, Иванович…
– Прощевай, Павлуша!
Вялов слез с повозки и пошёл навстречу своему счастью вдоль только что освободившего ото льда рукотворного моря…
