Операция «Викинг» - [129]

Василий Васильевич слушал Сергеева, писал, когда он сделал паузу, полковник, не поднимая головы, сказал:

— Продолжай, я внимательно слушаю.

— Я пришел к выводу, что трое других вряд ли могли заинтересовать Петерса. Новиков и Нечаев не имеют к Соколовскому подхода, я убежден: о связи Нечаева с лаборанткой Соколовского Петерс не знает. Левченко в курсе работ ученого, поддерживает с ним постоянный деловой контакт, но журналист слишком эмоционален и слабохарактерен. Когда я это понял, то Зверев остался в одиночестве. Он для Петерса фигура со всех сторон подходящая. Он дружит с Соколовским, имеет на него влияние. Короче, Зверев годится, надо было суметь его обработать. Но чем же? Можно предположить, что компрометация Зверева была построена на его пристрастии к спиртному.

— Конкретнее, пожалуйста. — Василий Васильевич перестал писать, рисовал на бумаге вопросительные и восклицательные знаки.

Сергеев наклонил голову, подумал, выпил остывший кофе.

— Зверев не мог выиграть викторину, он не обладает соответствующими знаниями и феноменальной памятью Бориса Нечаева. Главное — даже если Зверев вообще опустил билет с ответами, то сделал это не раньше шестнадцатого февраля утром, действительны же были только билеты, помеченные пятнадцатым числом, причем сданные не позднее двадцати двух часов. Но Зверева тоже объявляют победителем, и он летит. Не странно ли, Василий Васильевич?

Полковник нарисовал очередной вопросительный знак. Выводы Сергеева соответствовали его выводам. Сергеев рассуждал профессионально. Каждый факт сам по себе стоил мало, но соединенные в логическую цепь, факты и фактики опутывали Зверева. Противник предвидел возможность того, что факт вербовки не пройдет незамеченным советской контрразведкой, и подставил под подозрение своего действительного агента, намеренно допустил легкообнаруживаемый просчет, подсунув вывод: Зверева подставляют, прикрывая другого, действительно завербованного. Значительно тоньше он подставляет Нечаева. Неплохо, чувствуется рука Ричарда Петерса.

Сергеев еще не закончил. Василий Васильевич откинулся в кресле, прикрыл глаза.

— Петр Левченко мне рассказал, что, убеждая его рассказывать мне только правду, Зверев сказал: «Контрразведка подозревает, что ты был в Монте-Карло завербован», — последнее слово Сергеев произнес почти по слогам, полагая тему исчерпанной, допил кофе и закурил.

Одним из недостатков начальника Сергеев считал стремление все разжевать, лишний раз объяснить, что дважды два — четыре. Сам он этого старался не делать, полковник безусловно поймет: в его беседах с друзьями не называлось слово «вербовка», произнеся его, Зверев выдал себя. Из четверых никто, кроме самого агента, не знает, почему Сергеев донимает его вопросами.

Полковник никак не отреагировал на фразу Сергеева, примерно минуту сидел с закрытыми глазами, затем нагнулся к столу, еще раз перечитал свои пометки, перечеркнул их, как это недавно сделал Сергеев, сложил оба листка вместе, разорвав, положил в карман.

— Какие предложения? — спросил он будничным тоном, покосился на дверь, давая понять, что разговор пора заканчивать.

— Надо подумать. Зверев не явится с повинной, он человек крайностей. Нужно искать доказательства.

— Вербовали Зверева явно под большим давлением, даже до драки дело дошло. Думаю, работать он на них не станет. — Василий Васильевич поднялся, направился к к двери. — Идемте ужинать, Олег Николаевич.

Полковник сутулился, чуть ли не шаркал по навощенному паркету, выглядел неизмеримо старше, чем на работе.

Сергеев отметил перемену в тоне и обращении начальника: потепление кончилось, вновь наступили заморозки. Сергеев пошел следом, несколько недоумевая, чем мог рассердить полковника.

Женщины смотрели телевизор. Виктория Павловна сразу его выключила, пригласила всех к столу.

Разговор за столом не получался, все вели себя несколько натянуто, мужчины продолжали думать о делах, женщины чувствовали их напряженность, не могли найти нужный тон. Выручила Таня — рассказала о готовящейся премьере, беззлобно посмеивалась над товарищами.

Вечер обещал закончиться благополучно, лица оттаяли, завязался непринужденный разговор. Сергеев, улучив момент, показал Тане глазами на дверь, она понимающе улыбнулась, все было бы прекрасно, но вдруг Василий Васильевич отставил стакан с чаем и сказал:

— Татьяна, вы что, с Колей Зверевым поссорились?

Таня удивленно подняла брови.

— Почему ты решил, дядя?

— Я знаю женскую привычку: стоит человеку не валяться у ваших ног, и у него обнаруживается куча недостатков. Сразу же. Верно?

Виктория Павловна взяла со стола пустые тарелки, вышла на кухню. Василий Васильевич, не обращая внимания на немой протест жены, продолжал:

— Пока ты надеялась поставить Николая на колени, ты была от него в восторге. Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Заболела Любаша, и Николай…

— Дядя! — Таня покраснела, умоляюще посмотрела на полковника. — Ты бы мог выбрать другой момент для своих нотаций.

— Почему же? — Василий Васильевич пожал плечами. — Очень подходящий момент. Если ты пять лет назад чуть не развалила семью, то мне стыдно перед Олегом Николаевичем не меньше, чем тебе. Я тебя воспитал, видимо, плохо. Ты красива, умна, талантлива. Этого мало, Татьяна. Я давно хотел тебе сказать, да все не мог выбрать времени. Олег Николаевич узнал, что ты человек с биографией, так это только честно. Я думаю, вы подойдете друг другу. — Василий Васильевич встал, по привычке поднялся и Сергеев. — Олег Николаевич сам добротой похвастать не может. Он человек современный, без сентиментальностей. Если что лишнее сказал, извините, старомоден несколько, привык все в лицо говорить. — Он поклонился и пошел в кабинет. — До свиданья, Олег Николаевич, заходите, всегда рад.