Операция «Викинг» - [123]

Николай просматривал принесенный другом «Советский спорт».

Борис брал яблоко за хвостик, вытягивал полные губы, откусывал половину, затем отправлял в рот остатки, а черенок клал на тарелку. Когда с яблоками было покончено, он довольно кивнул, перечитал на кружке надпись, отпил глоток. Он задумчиво посмотрел на банку, решительно тряхнул головой, долил кружку, хотел убрать банку в холодильник, но в последний момент зажмурился и, подняв над головой трехлитровую бутыль, сделал несколько крупных глотков, быстро убрал ее в холодильник, решительно хлопнул дверцей.

— Твоя Любка диверсантка, знает мою слабость. — Он сел на место, любовно обхватил кружку ладонями. — Завтра мы с Петром начинаем новую жизнь: он будет работать, а я сажусь на диету. — Борис захохотал, поперхнулся, посмотрел на Николая серьезно. — Да, Петр… Ты ничего не заметил? Нет? Друг, называется. Что-то с нашим Петрушей происходит.

Николай слушал с безразличным видом. Когда Борис задавал вопрос, Николай кивал. Он знал, Борису не нужен ответ, сейчас выговорится и потребует помощи. Не попросит, именно потребует.

Борис говорил, Николай лишь изредка кивал. Он и не слушал ничего, Борьку не всегда нужно слушать, его слишком волнует Борис Нечаев, чтобы он всерьез от этого отвлекался. Если он и отвлекается, то лишь затем, чтобы показать окружающим, какие они скучные, как много у них пустых проблем — жизнь же прекрасна, всюду райские сады, не ленись в них зайти. С ним легко, Зверев ему всегда рад, как рад человек свой улыбке. Иногда Зверев задумывается: может, Борису и не смешно — и Борька защищается, шутками и смехом прикрывает себя, как щитом.

— Зверев, ты эгоист! — Борис перегнулся через стол, Николай почувствовал запах яблок. — У тебя морда как у Будды, никакого выражения. Каменная морда.

— Ты знаком с Буддой? Нет? Тогда кончай плеваться, выкладывай: зачем пришел? Или по мне соскучился?

Борис с обиженным видом отодвинулся от стола, но кружку прихватил с собой, взглянул на друга недоумевающе, решил не обижаться и сказал:

— Петрушка не в себе, что-то с ним стряслось в Монте-Карло, боится он этого майора. Даже мне врет. Ты случайно не знаешь, где он ночью шатался?

— Я не знаю, где и ты шатался. — Зверев насмешливо прищурился.

— Что я? — Борис прижал кружку к груди, изобразил возмущение. — Я в порядке, что уголовный кодекс. Вот Петруша…

— Подожди, — перебил Зверев. — Если ты чтишь уголовный кодекс, то почему до сегодняшнего дня не рассказал мне, где провел ночь. Это при твоей-то болтливости, Борис!

— Что ты ко мне пристал? Я спал в номере, Клянусь. За меня не волнуйся, а Петр в какую-то историю влип, ему помочь требуется. Ты заперся в изолированной квартире, тебя не касается. Если не ты, то кто поможет.

Зверев нагнул голову и выругался.

— Пальцем не пошевельну! Хватит! Пусть сам из своего дерьма вылезает! — Он перевел дух, чуть помолчал, уже спокойно спросил: — Ты почему сердобольным стал? Не знал за тобой такой добродетели.

— Ладно, ладно, Зверев. Не бросайся на людей. Петька наш друг, жена у него на последнем месяце, сам знаешь положение.

Раздался звонок. Зверев открыл дверь.

— День добрый! — сказал Петр, переступая порог. — Хотел позвонить, но подвернулось такси, и я решил рискнуть.

Уселись на кухне, молчали. Петр ерзал на стуле, отворачивался от Бориса, старался перехватить взгляд Зверева, но тот сидел, опустив голову, и угрюмо рассматривал сцепленные в замок пальцы. Борис, заглянув в пустую кружку, вдруг выпалил:

— Что случилось, други? Словно покойник в доме!

Зверев усмехнулся, хрустнул пальцами и ответил:

— Врете много. В серьезных вопросах врать не рекомендуется. Кончайте врать, расскажите Сергееву правду. Я же знаю, что ни в чем серьезном вы не виноваты.

Петр кашлянул, хотел о чем-то предупредить Зверева, но тот не обратил на друга внимания, и журналист тоже опустил голову.

— Действительно, пошли к Сергееву, выложим все начистоту. Нам скрывать нечего. Что же это получается? — Борис сделал паузу, но никто не ответил. — Дожили, что нами занимается контрразведка, а мы чего-то юлим. — Борис развел руками. — Человек серьезным делом занят, мы помочь должны. Ну, вы думайте, а я побежал, — неожиданно заторопился он. — Привет, ребята!

Когда Борис вышел, Петр сказал:

— Врет Борька. Я такое узнал…

Зверев махнул рукой, тяжело опустился на стул.

— Надоело. Если хочешь кофе, то вари сам.

Петр сварил себе кофе, сел напротив Зверева, который старался не смотреть на друга. Николай видел, что у Петра что-то произошло и он приехал «плакаться». Сил у Зверева оставалось на копейку, а для решения собственных дел требовалось их немало. Если попросить у Петьки помощи, он от удивления упадет со стула. Давно решено и подписано, что Николай Зверев собственных забот не имеет, он силен, удачлив, все знает, все может. Он таскает масочку героя, когда хочется завыть от тоски. Но ведь не скажешь другу: заткнись, без тебя тошно. Зверев посмотрел, как Петр наливает коньяк в стакан, перевел взгляд на его, как всегда, бледное усталое лицо.

— Тебе не кажется, что ты начинаешь пить? — Зверев удивился своему осуждающему тону. Ведь совсем недавно у него существовала теория — коньяк лучший друг, ласков и не болтлив, с ним можно расслабиться, быть откровенным. Коньяк не осудит, обласкает, снимет заботы… Была у него такая теория. Дорого он за нее заплатил.