Операция «Венера» - [45]

— Не снимете ли с меня кокон? — робко взмолился я. — А то я потом ни на что не буду годен.

— Не приказано, — отрезал один из подручных, и они захлопнули и заперли тяжелую дверь карцера. Я стал кататься по полу узкой камеры, стараясь наткнуться на что-нибудь острое и разорвать пластиковый кокон, но все было напрасно. Я извивался в невообразимых конвульсиях, катался и падал и наконец понял, что мне в этом коконе не подняться на ноги. Еще чуть-чуть теплилась слабая надежда на то, что для моей цели пригодилась бы дверная ручка, но она была от меня все равно что за тысячу миль.

Митчел Кортней, работник рекламы, Митчел Кортней, главная фигура в Отделе Венеры, Митчел Кортней — гроза «консов», этот самый Митчел Кортней беспомощно барахтался на полу карцера в плену у самого жульнического, бесчестного агентства, которое когда-либо позорило торговый мир, и единственной перспективой для него, кроме предательства, была, если повезет, быстрая смерть. Кэти по крайней мере ничего об этом не узнает. Будет думать, что я погиб, как дурак, на леднике, потому что стал ковыряться в батарейке, хотя ни черта в этом не смыслил…

Загремел ключ в замочной скважине — за мной пришли.

Но когда отворилась дверь, то, лежа на полу, я увидел не мужские брюки, а две тощие щиколотки, обтянутые нейлоном.

Это была Хеди. Хеди с ее шприцем.

Я попытался позвать на помощь, но когда она склонилась надо мной и я увидел ее горящие глаза, крик застрял у меня в горле. Вдруг я почувствовал, что у меня оторвали левую половину головы. Это ощущение длилось всего несколько секунд и растворилось потом в красном тумане беспамятства.

— Проснись, — требовала Хеди. — Я люблю тебя, проснись. — Мой правый локоть пронзила молния, я вскрикнул и отдернул руку. О, чудо, она двигалась… двигалась!

Игла шприца вонзилась мне в челюсть, ища, очевидно, тройничный нерв. В отчаянии я старался выбраться из красного тумана, готового снова поглотить меня. Теперь я мог двигать рукой, потому что Хеди шприцем прорвала пластиковый кокон. Она снова нацелилась, — и боль пронизала левую руку. Одно конвульсивное движение, — и эта рука тоже была свободна.

Кажется, я вцепился Хеди в загривок. Не уверен, что все было именно так — да разве это важно? Через пять минут ни Хеди, ни ее «любви» уже не существовало. Я сорвал с себя пластик и, вскрикивая от боли, медленно и тяжело поднялся на ноги.

Дежурный был мне не страшен. Если он не прибежал на мои крики, значит, теперь и подавно не прибежит. Я вышел из карцера и увидел, что он как будто спит, уронив голову на стол. Наклонившись над ним, я заметил на старой жилистой шее следы запекшейся крови. Хеди достаточно было сделать один укол, парализующий мозг. Да, анатомию она знала отлично.

У дежурного был револьвер, который я после минутного размышления решил не брать; но, найдя несколько долларов у него в карманах, я подумал, что они пригодятся мне больше, чем оружие, и поспешил к выходу. Часы на столе дежурного показывали пять минут седьмого. Значит, наступило утро.

Я уже знал, каково подниматься по лестнице небоскреба пешком. Теперь мне предстояло спуститься вниз. Если сердце у вас в порядке, то вы почти не замечаете разницы между спуском и подъемом. Однако в моем состоянии понадобилось целых полчаса, чтобы спуститься из административного помещения на нижние этажи, где ночевали простые смертные. По лестнице уже двигался первый поток угрюмых потребителей, спешивших на работу. Я стал свидетелем доброй дюжины потасовок и одной жестокой драки. Ночные обитатели лестничной клетки в здании агентства Таунтона были оборванным, грязным сбродом, который не пустили бы на лестницы к Шокену. Но это было даже к лучшему, ибо никто не обратил внимания на мою грязную, изодранную одежду и рану на лице. Лишь какая-то девица свистнула мне вдогонку. Если бы я в подобном виде вздумал сунуться в такие древние трущобы, как здание Американской радиокорпорации или Эмпайр Стэйт Билдинг, меня бы немедленно вышвырнули вон.

Мне повезло, — это был час, когда ночные жильцы покидали здание фирмы «Таунтон». Смешавшись с толпой, бурлившей в вестибюле, я вместе со всеми выбрался на улицу и устремился к станции метрополитена, поезда которого подвозили потребителей к местам их жалкой работы. Мне показалось, что люди из охраны Таунтона пристально разглядывают толпу из окон второго этажа. Не оборачиваясь, я юркнул в душевую.

В кассе я разменял все свои доллары на мелочь.

— Душ пополам, парень? — спросил кто-то. Мне позарез был нужен душ, но не пополам, однако я побоялся выдать себя замашками привилегированного служащего. Пришлось согласиться.

Мы уплатили за пятиминутный душ из соленой воды с мылом и полуминутный душ из пресной. Я обнаружил, что все время тру правую руку, а когда холодная вода попадала на левую половину лица, это причиняло невыносимую боль. Немного придя в себя после душа, я спустился в метро и в течение двух часов колесил под городом. Наконец я вышел на Таймс-сквер, в центре торговой части города. Это была главным образом грузовая станция, где чертыхающиеся потребители швыряли ящики с протеином на движущийся конвейер, отправлявший их во все концы города. Я попытался дозвониться Кэти. Мне опять никто не ответил.