Операция «Валгалла» - [65]

— Но полковник Раттенгубер…

— Он мертв, — сказал Штрассер. — Я не могу отвечать за пустые обещания умершего человека.

На ее лице появилось выражение ужаса и недоверия.

— Но я делала все, что мне велели. Предала друзей, свою родину. Вы понимаете?

Из двери Гайллар сказал:

— Ради Бога, Клер, что вы такое говорите?

Она повернулась к нему резко.

— О, да. Это правда. Я была марионеткой, они дергали за веревочки. Познакомься с моим хозяином, Поль. Рейхсляйтер Мартин Борман.

— Мне порядком надоела эта чушь, — сказал Штрассер.

— Знаешь, Поль, почему я это делала? Сказать? Очень просто. Этьен не был убит при побеге из штаба СД в Париже, как мы думали. Он жив. Он заключенный в концентрационном лагере «Маутхаузен».

На лице Гайллара отразилась боль, переполнявшая его жалость. Он взял ее руки в свои.

— Я знаю, Клер, что Этьен не был убит при побеге с авеню Фош. Знаю это давным-давно. Я знаю, что его поместили в «Маутхаузен».

— Знаешь? Я не понимаю?

— «Маутхаузен» — это лагерь уничтожения. В него только входят и никогда не выходят. Этьен умер там, в карьере, вместе с сорока семью американскими, английскими и французскими летчиками. Казалось лишним еще усиливать твои страдания, когда ты и так считала его умершим.

— Как они умерли?

Гайллар колебался.

— Пожалуйста, Поль, я должна знать.

— Ладно. В одном месте в карьере была лестница в 127 ступеней. Этьен и остальные должны были по ней подниматься с тяжелыми камнями. Весом по семьдесят, восемьдесят и даже по сто фунтов. Если они падали, их били, пока они не вставали снова. К вечеру первого дня половина из них умирали. Остальные умирали на следующее утро.

Каннинг и Джастин Бирр рассматривали план замка, разложенный на крышке рояля. Сидя напротив них, Клодин Шевалье что-то тихо наигрывала. Открылась дверь, и вошли Гессер и Говард, немец стряхивал снег с мехового воротника своей шинели. Каннинг сказал оживленно:

— Я собрал вас вместе для последнего совещания относительно плана наших действий в случае решительного нападения.

— Вы думаете, это еще возможно, сэр? — удивился Гессер.

— У меня нет причин в этом сомневаться. Совершенно определенно одно: если это произойдет, то очень скоро. Не позднее рассвета, потому что у этого Штрассера или Бормана, да кем бы он ни был, времени-то совсем не остается. Здесь может пройти колонна Союзников. Как бы то ни было, — он придвинул к ним план, — предположим, они атакуют и опустят мост. Как долго вы сможете их удерживать перед воротами, Говард?

— Недолго, генерал. У нас только винтовки, «Шмайсеры» и гранаты. Пулемет всего один. У них еще осталось два бронетранспортера с тяжелыми пулеметами на борту, и численность бойцов тоже гораздо больше.

— Ладно, они преодолели ворота, и вы отошли назад. Как там «Большая Берта», Макс?

— Она установлена в тридцати ярдах от устья тоннеля и забита металлическим ломом, но не могу гарантировать, что она не взорвется, похоронив того, кто поднесет к ней фитиль.

— Это моя забота, — сказал ему Каннинг. — Когда я это сказал, я именно это и имел в виду. Если это сработает, мы уничтожим первый бронетранспортер, который появится из тоннеля, и, возможно, всех, кто в нем. Это несколько сравняет наши шансы.

— Что дальше? — резко спросил Говард.

— Мы отойдем в северную башню, запрем дверь и будем удерживать их снаружи, насколько хватит сил.

Бирр сказал спокойным голосом:

— Неприятно упоминать об этом, Гамильтон, но эта дверь не представит собой особого препятствия, если ее забросают гранатами.

— Тогда мы отойдем на лестницу, — сказал Каннинг. — Будем отбиваться от них на каждом этаже, или у кого-то есть лучшее предложение? — Ему ответом было общее молчание. — Итак, джентльмены, приступим. Я присоединюсь к вам на стене через пять минут.

Они вышли. Каннинг некоторое время рассматривал план, потом взял немецкую форменную куртку с капюшоном и натянул ее через голову.

— До рассвета еще далеко, Гамильтон, — сказала Клодин Шевалье. — Вы всерьез считаете, что они решатся?

— Боюсь, что да.

— А Поль и Клер? Интересно, что будет с ними?

— Не знаю.

— Или не желаете знать?

— Меня заботит только Гайллар. — Каннинг расстегнул и застегнул кобуру с пистолетом.

— Как странно, — сказала она, продолжая играть, — что любовь может так быстро обернуться ненавистью, или не может? Возможно, мы просто себя обманываем.

— Идите вы к дьяволу, — горько сказал Каннинг и вышел, хлопнув дверью.

Когда Сорса вошел в бар «Золотого орла», он увидел Риттера, сидящего у камина с бокалом в руке. Сорса стряхнул снег с куртки. Риттер не произнес ни слова и продолжал смотреть на огонь. Открылась дверь кухни, и вошел Эрик Гоффер с подносом с кофе. Риттер игнорировал и его.

Сорса взглянул на главного сержанта и кашлянул. Риттер очень медленно повернул голову с задумчивым выражением в глазах.

— Да, в чем дело?

— Вы за мной посылали, штурмбаннфюрер.

Риттер довольно долго на него смотрел, потом спросил:

— Какие у вас потери?

— Четверо убитых, двое серьезно раненых. Мы доставили их сюда, чтобы ими занялся врач. У троих небольшие царапины. Один бронетранспортер уничтожен. Что будет дальше?

— Мы атакуем на рассвете. Ровно в семь. Вы и ваши люди еще мои до девяти часов, помните это.