Операция «Сломанная трубка» - [21]

— Нет, Ядвига Стефановна, мы ведь в поселке живем, — ответила Илемби.

— Так откуда же знаете меня? Кто вас послал?

Тут пришло время вмешаться и Кестюку с Никоном.

— Нам про вас рассказала Антонина Васильевна. И адрес ваш она дала.

— Мы только неделю назад начали ходить в городскую библиотеку, нужен был польско-русский словарь…

— Ядвига Стефановна, польские ребята письмо прислали! — вмешалась Илемби. Ей надоело, что мальчишки все крутятся вокруг да около.

— Какое письмо? Какие польские ребята? — еще больше удивилась хозяйка. — Ну-ка расскажите, расскажите, это очень интересно.

Старушка придвинула поближе к дивану принесенный из кухни стул, села и, не перебивая, выслушала внимательно Никона, а потом и Кестюка.

А Илемби согласно кивала головой, опасаясь, что вот сейчас они скажут, что, мол, она-то здесь вроде и ни при чем. Но ребята словно забыли о ней.

— Знаете, сколько нам надо времени, чтобы перевести с польского! Вот мы и решили прийти к вам…

— Во-он, значит, какое у вас ко мне дело! — протянула Ядвига Стефановна. — Ну-ка покажите, покажите письмо. Посмотрим, смогу ли я вам помочь.

Никон вытащил из книги, лежавшей на коленях, толстый конверт.

— Мы успели перевести только начало, — сказал Кестюк. — Проверьте, пожалуйста, правильно ли мы перевели.

Ядвига Стефановна прочитала начало письма, их перевод и подняла голову.

— Правильно перевели. Пионеры этого хутора каждый год ходят в походы по местам былых боев…

— А дальше? Дальше что? — поторопили хозяйку уже окончательно освоившиеся гости.

Ядвига Стефановна дочитала страницу и снова подняла голову.

— В этом году они отправились в один большой лес, где шли бои, отыскали партизанские землянки… Нашли для школьного музея солдатские каски, котелки и патронные гильзы. Также принесли в школу ржавую винтовку без затвора и автоматный диск…

— Ох и бои же, наверно, там были! — выдохнул Кестюк.

— Давайте прочитаем следующий листок. Они обо всем пишут очень подробно, — сказала Ядвига Стефановна и несколько минут беззвучно шевелила губами. — Разбирая в одной из землянок истлевшие вещи, ребята нашли очень странную бутылку. Она была заткнута резиновой пробкой, а внутри нее были какие-то бумажки. Оказывается, это были последние письма партизан, написанные перед решающим боем, когда их со всех сторон окружили…

— Вон ка-ак! — протянул Никон.

— И чуваш, выходит, воевал вместе с польскими партизанами? — перебил его Кестюк.

— Но как же он туда попал? — подала голос Илемби.

— Подождите, наберитесь терпения, — успокоила их Ядвига Стефановна.

Она встала, взяла из сумочки платок, протерла очки и снова взялась за письмо. На этот раз она долго не поднимала голову — не могла оторваться от письма. Время от времени она морщилась, глубоко вздыхала.

Вот она положила листки на диванный валик и вдруг закрыла лицо руками… А когда опустила руки, ребята увидели, что в глазах у нее слезы.

— Что случилось, Ядвига Стефановна? — испуганно спросила Илемби.

Старая библиотекарша сняла очки и вытерла глаза платком.

— Война!.. — сказала она дрогнувшим голосом. — Сколько уже лет прошло… Не дай вам бог, дети…

— Мой дедушка погиб под Сталинградом, — заговорил вдруг Никон. — Маме тогда было всего десять лет. А ее брат, мой дядя, вернулся с войны с одной рукой…

Кестюку вдруг припомнились рассказы матери.

— А мой дедушка был артиллеристом. У бабушки его фотокарточка есть — стоит около пушки…

В комнате с минуту стояла тяжелая тишина. Потом хозяйка снова взяла в руки письмо, но заговорила о том же самом, что и дети.

— А у меня сын не вернулся с войны. Единственный сын. С четвертого курса пединститута ушел на фронт. Погиб при переправе через Днепр. Прислали мне два ордена и медали… Ордена и медали есть, а сына нет… А тут сказано, что польские ребята разослали письма по всем адресам, которые нашли в бутылке. И вот отовсюду приходят неутешительные ответы. Ребята пишут, что они начинают терять надежду отыскать хоть одного из участников кровавого боя в том лесу.

— Но… почему они написали в наш поселок?

— Кто же тогда писал по-чувашски? — почти одновременно спросили Кестюк и Илемби.

— Они и об этом сообщают, — продолжала Ядвига Стефановна, просматривая листки. — Среди писем, написанных по-польски, было одно, написанное на незнакомом языке. Они подумали, что оно написано по-русски, и показали его учителю географии, который закончил Московский университет. Но это письмо не смог прочитать и он. Чуть попозже, когда ребята начали разбирать по одному все слипшиеся в бутылке листки, они обнаружили еще один маленький лоскуток, на котором тем же почерком, что и в письме на незнакомом языке, был написан по-русски адрес поселка в Чувашии.

— Это был наш поселок?!

— Конечно. На том клочке были названия и поселка, и улицы, и номер дома.

— Вот это да! — удивленно переглянулись ребята.

— А знаете, у нас в поселке… — И Никон рассказал Ядвиге Стефановне все, что знал об Акулине Мусимовне.

Узнав, что из ее родных воевал лишь младший брат Василий, да и тот был на Черном море, Ядвига Стефановна и не знала сначала, что сказать. Потому что подпись «А. Мусимов» в конце письма виднелась четко, хотя бумага и пожелтела от времени, истрепалась по краям.