Операция «Шедевр» - [58]

Мало того, по словам сотрудников прокуратуры, никто, судя по всему, не знал, точно ли картины до сих пор у Карнейру. Местная полиция уже обыскала его дом и офис и ничего не нашла. Для нас ситуация стала еще хуже.

В среду мы снова приехали в прокуратуру, чтобы встретиться с тем, кого так долго мечтали допросить.

Жозе Карнейру был невысоким коренастым мужчиной лет пятидесяти, с широким лицом и редеющими черными волосами, слипшимися около ушей. Он владел художественной галереей и частной школой, писал книги об искусстве и поэзии. У него был глубокий баритон, которым он тепло поприветствовал нас на английском. Пришел он один, продемонстрировав уверенность в себе.

Первый ход сделала бразильская прокуратура. Ее сотрудники напомнили Карнейру, что на него открыто дело за неуплату имущественного налога за покупку Роквеллов. Это считалось незначительным правонарушением, мелким финансовым проступком, и Карнейру об этом знал. Он пожал плечами.

Затем в игру вступил Холл, начав с традиционного прокурорского метода — угрозы тюрьмой.

— У вас большие неприятности, — сказал он Карнейру. — Доказательств предостаточно. Вы признали, что украли собственность американцев. В США это серьезное преступление. Если мы предъявим вам обвинение, то добьемся вашей экстрадиции, наденем наручники и отправим в американскую тюрьму. И надолго.

Карнейру ответил хриплым смехом. Он знал: в худшем случае запрос на экстрадицию в США будет означать, что он сможет путешествовать только по Бразилии — стране, по площади сравнимой с континентальной частью США. Карнейру указал рукой на великолепный вид Рио за окном.

— Я не смогу покинуть Бразилию? Добро пожаловать в мою прекрасную тюрьму!

Холл сел: больше аргументов у него не было. У него оказались связаны руки. Как помощник генерального прокурора США он был вынужден действовать осторожно, подчиняться инструкциям Министерства юстиции и говорить далеко не все, даже в чужой стране. Он представлял правительство США, и любые свои предложения или обещания ему пришлось бы выполнять. Кроме того, у него был строгий приказ не предлагать ничего, кроме обещания не преследовать по суду.

Я же, как агент ФБР, мог говорить и обещать что угодно. Мои слова не стоили ни гроша, но Карнейру об этом не знал. Я мог лгать, искажать факты, угрожать — делать почти все, разве что не бить подозреваемого. Я примерил роль продавца.

Начав с попытки уравнять шансы, назвал проблему геополитической дилеммой, а не потенциальным преступлением.

— Жозе, посмотрим, сможем ли мы решить вопрос. Попробуем найти способ. У нас будет то, что мы хотим, у вас не возникнет неприятностей, и местная прокуратура получит то, что ей нужно. Все сохранят лицо, все будут довольны. Что скажете?

— Люблю, когда все довольны, — сказал он. Для начала неплохо.

— Зачем же усложнять, Жозе? — спросил я. — Платить большой налог? Что вы собираетесь делать с этими картинами? Какой вам от них толк? Вы так любите Нормана Роквелла, что хотите, чтобы они всегда висели у вас на стенах и стали проблемой для ваших детей и всех остальных? Ведь вы знаете, что не можете вывезти их из Бразилии. И давайте будем честны: эти картины гораздо ценнее в США, чем где-либо еще. У нас вы получите за них вдвое больше, чем здесь, но продать их вы не сможете. Какая от них польза вам, Жозе? Почему вы держите их в заложниках, выступая против Америки?

Карнейру поднял палец.

— О, Боб. Я люблю Америку! Мы хорошие друзья. Я люблю США. Я постоянно езжу туда покупать произведения искусства.

— Отлично, замечательно, — сказал я, наклонившись вперед, но не меняя дружеского тона. — Но я вам кое-что скажу, Жозе. Если вы не сделаете это для нас, возможно, мы не сможем ничего сделать для вас здесь. Но я гарантирую, что внесу вас в список тех, кому навсегда запрещен въезд в США.

Это был блеф. В декабре 2001 года списков террористов еще не существовало.

— Вы говорите, что любите США, но захватили в заложники наши картины. Норман Роквелл — американский художник. В моей стране его работы знает каждый. Вы удерживаете один из столпов нашего искусства. И вы думаете, что кто-то захочет с вами дружить после этого?

Карнейру, похоже, не тронул мой призыв, но он не возражал.

— Дайте мне немного подумать, — сказал он. Мы договорились встретиться снова на следующий день.

В четверг первый ход сделал Карнейру, выдвинув предложение.

— Триста тысяч, — сказал он. — И вы обещаете не арестовывать меня.

В Европе правительства нередко платят выкуп и предлагают амнистию, чтобы вернуть украденные картины. Это игра, и в ней участвуют все: воры, страховые компании и правительства. Никто публично об этом не говорит, иначе появятся новые желающие украсть. Но главное — картины возвращаются в музеи, страховые компании экономят миллионы, воры получают деньги, а полиция закрывает дело. США в эту игру не играют.

Цифра в триста тысяч долларов вывела Холла из себя.

— Это безумие, — сказал он. — Речь об украденных картинах. Правительство США не заплатит за Роквеллов ни цента.

Он дал понять Карнейру, что тот ведет переговоры не с толстосумами из американского казначейства.